Змия в раю - Леопольд фон Захер-Мазох Страница 32

— А если бы тебя сейчас жена увидела? — с наигранным негодованием прошептала она.

— Всего один поцелуй в знак уважения…

— Их было три, Менев.

— Так ты не спала?

— Нет.

— Ах ты, прекрасная змия-искусительница!

— Разве я искушала тебя? — весело рассмеялась она, радуясь победе.

— Но ведь ты меня не выдашь? Против твоих чар невозможно устоять. Ты такая соблазнительная, такая аппетитная…

— Я не выдам тебя, но наказать накажу.

— Накажи меня, назначенное тобой наказание будет мне только в радость.

— Ты полагаешь? — промолвила Зиновия, приподнявшись и облокачиваясь на руку. — Однако что ты скажешь, если я подведу тебя под виселицу и потом заставлю жить с петлею на шее? Ты признаешь, что целиком и полностью находишься в моей власти?

— Целиком и полностью.

— Следовательно, отныне у тебя нет своей воли, а только моя, понимаешь? И если я, к примеру, скажу тебе в присутствии других: «Милый свояк, будь любезен сделать то-то и то-то», то в переводе на наш язык сказанное будет означать: «Я приказываю, и ты безропотно выполнишь приказ». Ибо отныне, мой дорогой, у нас с тобой имеется свой язык и своя сладкая тайна, о которой твоя жена, не приведи Господи, даже подозревать не должна. Вот так, а теперь можешь еще раз поцеловать меня, старый грешник.

— Куда? В уста?

— Нет.

— Стало быть, в лоб.

— Изволь.

После этого Менев поцеловал ее в лоб, потом еще раз в шею — за что, однако, мигом схлопотал увесистую пощечину.

— Похоже, меня ты целуешь охотнее, чем жену? Но смотри, не серди меня, иначе я безжалостно выдам тебя на расправу.

— Ты будешь мною довольна, Зиновия.

— А ты мной. Эта скучная жизнь должна же когда-нибудь кончиться, так давайте развлекаться все вместе.

Прежде чем уйти, Менев взял еще несколько книг: причем Зиновия вручила ему наикрепчайшие яды из тех, что хранились в ее домашней литературной аптеке. Проведя внизу совещание с поваром и настрого приказав ему ни на чем отныне не экономить, а готовить так, чтобы блюда отвечали благородному вкусу Зиновии, Менев тотчас же уселся у теплой печки и начал читать. Он читал до самого вечера, пока в комнату, в сопровождении собаки, не вошел, осторожно ступая, дядюшка Карол.

— Где она? — робко спросил он, озираясь по сторонам.

— Кто?

— Госпожа Федорович.

— Да не пугайся ты так сильно, она не кусается, напротив, ты познакомишься с дамой, какой никогда не видел. Она и аристократичная, и любезная, и красивая…

Дядюшка Карол положил на кресло трость, шубу и шапку, а его пес вытянулся на полу возле печки. В скором времени к ним присоединились все дамы, Зиновия держала под локоток Наталью.

— Господин Карол Богданович, — начал Менев, — самый геройский человек своего столетия. Тем не менее он боится каждого облачка, дрожит, если кошка перебегает ему дорогу, воображая, что перед ним тигр.

— О, даже падающий с дерева лист способен обратить его в бегство, — присовокупила Аспазия.

— Он и тебя боится, свояченица, — сказал Менев.

— Меня? — переспросила Зиновия, подходя к дядюшке Каролу и протягивая ему руку. — А мне, напротив, кажется, что мы станем добрыми друзьями.

— Разумеется, — зардевшись, пробормотал тот: он был совершенно ослеплен красотой Зиновии. Она же, как всегда быстро и безошибочно, проанализировала его своим методом. Взгляд ее умных глаз лишь на мгновение задержался на простодушном лице, широком и румяном, обрамленном расчесанными на прямой пробор светло-русыми волосами, которые торчали в разные стороны, напоминая соломенную крышу крестьянской хаты, — и она уже знала достаточно.

«Добрый человек, миролюбивый и легко управляемый, — гласил вывод, — а главное — надежный, словно столетний календарь. С ним можно жить как в раю, но его надо постоянно держать в узде. Впрочем, поживем — увидим».

— Отчего ты не убегаешь? — снова завелся Менев. — Я же тебе говорю, она ведьма.

— Оставь, наконец, свои ехидные шуточки, — обиженно огрызнулся дядюшка Карол.

— А я считаю Карола мужественным, — вмешалась Зиновия.

Все удивленно переглянулись, и всех удивленнее выглядел сам Карол.

— Настоящий герой, — продолжала Зиновия, — всегда начеку. Кем мы восхищаемся больше, Одиссеем или Ахиллом? Бесспорно, первым: ведь он преодолевает все опасности благодаря своему благоразумию и хладнокровию. Бывает отвага по глупости, и я ценю Карола именно за то, что в его случае это не так.

Дядюшка Карол не вполне понимал, что с ним происходит, однако на сердце у него потеплело, и он, обычно не решавшийся даже прикоснуться к женщине, от избытка чувств с юношеским пылом поцеловал лилейную руку Зиновии.

— Чисто античный мрамор, — едва слышно проговорил он.

— Ну вот, он опять оседлал своего любимого конька, — насмешливо заметил Менев.

— О! Я тоже увлекаюсь Элладой и Римом, — воскликнула Зиновия, — и немедленно докажу вам это, милый Карол. Пойдем, Наталья.

Дор´огой, на лестнице, у нее уже созрело решение держать дядюшку Карола про запас и выйти за него замуж, если ей не удастся завоевать Сергея.

«Значит, ты неплохо ориентируешься в мире Древней Греции», — молвила она про себя с миной молодого поэта, который благодарит публику после успешного представления своей первой пьесы.

Впрочем, Зиновия надеялась однажды в знак триумфа победоносно привязать его, по обычаю амазонок, к хвосту своей лошади — хотя бы и символически.

Когда чаровница снова спустилась вниз, на ней был белый с золотой каймой греческий хитон, позолоченные сандалии на ногах и золотые браслеты на обнаженных предплечьях, а горделивую голову ее украшал венок из роз, похищенных ради такого случая Натальей в зимнем саду.

У дядюшки Карола от этой картины перехватило дыхание.

— Сказочно! — восхищенно пробормотал он. — Сама Афродита, снизошедшая к смертным…

Вопреки своей привычке он в этот вечер совершенно не притронулся к еде, но зато во весь ужин не спускал пристального взгляда с Зиновии, которая сидела с ним рядом и время от времени приветливо кивала ему.

Внезапно со двора донесся скрип колес въезжающего экипажа, и две минуты спустя в дверях с гордым видом незаурядного артиста показался Винтерлих, держащий под мышкою ноты. После того, как и он, в свой черед, налюбовался Зиновией — впрочем, этому никто не препятствовал, — а потом с аппетитом умял две форели и целую жареную курицу, Наталья заняла место за роялем. Винтерлих, словно распорядитель концерта, гордо провел Зиновию — за руку — к инструменту. Затем взглядом попросил тишины, и первый дуэт начался.