Расщелина - Дорис Лессинг Страница 32

Марона орала и рыдала, бессильно опускала руки и закатывала глаза. Она устала, ибо путь женщины проделали немалый. Она заявила, что женщины немедленно уходят. Женщинам это заявление не понравилось. Они лучше бы остались при мужчинах, гостьями на пиру. Хорса заявил ей, что никуда они не уйдут, потому что это слишком опасно. Неужели Марона этого не понимает?

А разве ты не понимаешь, что женщины, которые пойдут с тобой, скоро забеременеют и будут задерживать тебя, камнем повиснув на шее?

Нет, об этом он не подумал. Такая мысль как-то даже не приходила ему в голову.

— Тебе, видно, нет до нас дела, Хорса? Ты не думаешь о нас?

И опять это мучительное для Хорсы обвинение. О чем он вообще думал?

Марона сказала ему:

— Ты знаешь, что без нас новых детей не будет, ты прекрасно знаешь это. Но ты уходишь — и кто наполнит наши чрева? Никто, Хорса. И новые дети не родятся.

Женщины, слышавшие Марону, вынуждены были с нею согласиться, хотя они сами все только что поняли. Женщины стояли неподвижно, глядели на мужчин, каждый из которых был чьим-то сыном, однажды рожденным из их тел. Я часто думаю, глядя на римскую толпу, что каждый присутствующий рожден какой-то женщиной, и если существуют какая-то судьба или предопределение, то они базируются именно на этом факте.

Стоявшие рядом с Мароной женщины все были матерями, и каждый из мужчин когда-то сосал женскую грудь, лежал на руках у кого-то из них, каждого шлепали, ласкали, мыли женские руки, каждого обучали они, о каждом заботились… Мысли весомые и убедительные, удивительно, что они не часто посещают наши головы.

— Что же теперь делать, Хорса? Ты об этом подумал?

Нет, об этом он не подумал. Значит, ему до них дела нет и ему на них наплевать. Но сам Хорса так не считал. Он не подумал — да, согласен. И все. Но раз он уходил со всеми взрослыми мужчинами, со всеми производителями, значит, Марона оказалась права.

Хорсу это смущало: грубая сила принуждения, необходимости. Необходимость думать, необходимость признать свое легкомыслие, свою безответственность, согласиться с ней. Но эти ее обвинения всегда делали его упрямым, вызывали сопротивление. И все же не мог Хорса сегодня заявить Мароне, что он ее не слушает и что она все время напрасно зудит и жалит, ибо не видеть ее правоты он не мог.

Сцена эта описана весьма красочно. Женщины стояли в полутьме, вероятно, в прохладе. На них рыбья кожа, блестящая, но не греющая. Рядом с ними мужчины: бородатые, в звериных шкурах разного происхождения и покроя. Порывы ветра с моря трепали неразбери что: то ли это были бороды, всклокоченные волосы на мужских головах, то ли мех звериных шкур…

Сообщается, что Марона и Хорса «примирились» этой ночью. Очень мне интересно, каким словом обозначалось это «примирение» первоначально. Ведь вопросы, вызвавшие споры, вопли и взаимные обвинения, никто не разрешил.

Мы знаем, что они пировали, пили изобретенный мужчинами алкогольный сироп, ели лесные фрукты. Трудно во время пира сохранять злобность. Включало их примирение и половой контакт? Сообщается, что Хорса восхищался

Мароной, но ничего не сказано о том, нравился ли он Мароне.

Мы, римляне, разумеется, не видим иного финала сцены, как сексуального. Не наступит ли время, когда кто-нибудь обвинит Рим в чрезмерном увлечении сексом? Полагаю, такое время придет. Но это мнение старика.

* * *

В какой бы форме ни проходили переговоры, мы можем быть уверены, что обе стороны сознавали значение детей и связанной с ними проблемы. Обе хроники отмечают, что ночь эта прошла бурно, младшие мальчики, как спящие, так и не заснувшие, требовали внимания. Мальчики, которым разрешено было идти с Хорсой, перевозбудились от бахвальства и переполнявшей их гордости, может быть, потому, что им не давали заснуть пришедшие с Мароной, которых мучили кошмарные видения свирепых свиней. Мальчики, жившие в деревьях, их высмеивали и утверждали, что свиньи им привиделись. Однако всем было известно, что двое малышей похищены и убиты свиньями. Кошмары, вскрики, плач, ссоры, шум… Женщины, желавшие ночью играть с мужчинами, особенно зная, что экспедиция отвлечет тех надолго, вынуждены были проводить время, утешая детей.

Утро выдалось безрадостное, дети вели себя как дети. Хорса вроде бы пытался убедить Марону, растолковать ей свои цели и идеи, и она согласилась осмотреть его «флот», приготовленный к отплытию.

Женщину настолько потрясло увиденное, что она набросилась на Хорсу с кулаками, вопя, что он сумасшедший. «Флот», который готовили уже несколько месяцев, состоял из пестрого набора плотов, связанных из бревен лесными веревками, долбленок, круглых лодок из шкур, натянутых на плетеные каркасы из гнутых веток, каноэ из березы. Все эти средства передвижения по воде, надо признать, успешно использовались для рыбной ловли в прибрежных водах и показали себя довольно надежными — во всяком случае, для не слишком претенциозных целей. Что Марона увидела, можно себе лишь представить, но воскликнула она следующее:

— Ты хочешь их убить! Ты хочешь убить наших детей!

Чьих детей? Нехороший пункт, неудобный.

— Тебе плевать на нас!

На кого? На женщин? На маленьких будущих мужчин, без которых у народа нет будущего?

— Не смей брать с собой детей! — слова Мароны. Мужская хроника подает их как «истерические», женская — как произнесенные с возмущением. Самое интересное — кроткое согласие Хорсы в ответ на этот запрет.

Он, оказывается, просто не задумывался о том, какого внимания требуют к себе дети малые. Виною этому особые условия лесной жизни.

Мальчики, сбежавшие с берега из-под женской опеки, обычно с девочками, пьяные от радостного возбуждения, сразу же бросались на деревья. В их распоряжении были полянка и удобный мелкий ручей, совершенно безопасный. Деревья тоже считались безопасными, хотя постоянно велось наблюдение на случай возможного приближения хищника-древолаза. Большие кошки, разумеется, не упустили бы случая полакомиться ребенком. Были ли среди них жертвы? Хроники жертв не зарегистрировали. Из этого краткого объяснения понятно, что следить за детьми в условиях леса — задача несложная. Несколько подростков вполне справлялись с этим. Соблюдать следовало лишь одно правило. Как только свет дня угасал, каждый ребенок должен был вернуться на землю, в круг костров, а на ночь они прятались в укрытии. Хорса ими не слишком и интересовался. А если кто-то из детей что-нибудь ломал, его отправляли к женщинам на лечение и поправку.

Эту ночь под бдительной луной дети провели столь беспокойно, что не заметить их оказалось невозможно. У Хорсы вдруг как будто открылись глаза.

Когда Марона подвергла уничижительной критике его «флотилию» и его самого, Хорса отказался от идеи взять с собой всех детей, решив захватить лишь старших. Почему он вообще не отказался от мысли взять с собой детей? Полагаю, гордость не позволила. Полная капитуляция — ни в коем случае. И сделанная-то им уступка была встречена взрывами саркастического смеха. Кто из нас, мужчин, не слышал адресованных ему взрывов презрительного женского смеха?