Черепашья луна - Элис Хоффман Страница 32

В нью-йоркском районе Грейт-Нек в мае пахнет сиренью, свежескошенной травой и витает жгучий запах хлорки — начинают чистить бассейны к лету. На Истербрук-лейн высятся тенистые столетние деревья, а за изгородями из рододендронов порой не видно домов, но знакомое крыльцо Люси видит сразу, едва такси поворачивает за угол. Белый, с зелеными ставнями дом, построенный в колониальном стиле, и вправду очень красив, и хотя он всего в нескольких шагах от дома ее дяди Джека в Кингз-Пойнт, Люси с удивлением отмечает, какой он большой, каким ухоженным стал в ее отсутствие, как будто это по ее вине отваливались петли у ставней и зарастала травой кирпичная дорожка.

По утрам в Грейт-Неке прохладно; Люси уже об этом забыла. Небо голубое и ясное, и слышно, как на задних дворах лают за заборами собаки. Люси отдает таксисту деньги, берет сумочку и чемодан, но все так и стоит на кирпичной дорожке, даже когда такси, развернувшись, исчезает за углом. Вдоль дорожки кто-то высадил новые розовые кусты, и к июню распустятся крупные цветы. С того момента, как она уехала, Люси по частям стирала в памяти этот дом, пока он не уменьшился до размеров детской игрушки, которую можно держать на ладони. И вот он стоит перед ней, огромный и прочный, со своей красной кирпичной каминной трубой. У дверей Люси ставит чемодан на белую скамейку, которую сама когда-то купила по каталогу садовой мебели, и проводит рукой по волосам. Ночевала она в Атланте, где пыталась уснуть, свернувшись клубочком в пластмассовом кресле, и теперь спереди волосы стоят дыбом, будто от ужаса. С собой она почти ничего не взяла, в чемодане только майки и джинсы. Она, похоже, забыла даже расческу.

Стучит она дважды, но проходит немало времени, прежде чем в дверях появляется Эван. Она разбудила его, и он стоит перед ней в своем синем халате, сонный, ничего не понимая. Он высокий, хорош собой, у него такие же светлые и густые волосы, как у Кейта, и открытое лицо, на котором все написано, даже то, что он не сразу узнает свою бывшую жену.

— Люси, — произносит наконец Эван. Сквозь сетчатую дверь, которую он еще не открыл, видно, как кровь отливает от его лица. — Что случилось? Где Кейт?

— С ним все в порядке, — говорит Люси. Все становится много проще, если набрать в грудь побольше воздуха и врать без остановки. — Он уехал к приятелю и забыл мне сказать. Ты ведь знаешь, какой он, — добавляет она, увидев в его глазах сомнение.

— Ты прилетела сюда сказать мне об этом вместо того, чтобы позвонить? — говорит Эван.

— Вообще-то я прилетела на встречу выпускников, — говорит Люси.

Ей все равно пришлось бы соврать, не одно, так другое, а если сказать правду, то добьется она только того, что Эван возобновит дело об опекунстве, и все. На улице невдалеке включаются несколько автоматических газонных оросителей; до них доносится шорох воды и густой запах земли.

— Ты прилетела на встречу? — переспрашивает Эван, растерявшись еще больше. — Ты мне не позвонила, не сказала, что все в порядке. Я думал, его похитили. Я даже телефоном не пользовался — вдруг будет звонок. Я не выходил из дома — а вдруг приедет Кейт.

— Прости, — говорит Люси, прося прощения и за то, о чем Эван никогда не узнает.

— Я имею право знать такие вещи, — говорит Эван. — Я хочу сказать… Господи, я же не посторонний.

Люси глотает ком в горле.

— Не спорю.

— Где же он был все это время?

Люси смотрит в сторону, жилка на шее пульсирует. Если бы здесь был Джулиан Кэш, он понял бы, что она врет.

— У своего приятеля Лэдди.

— Господи, — говорит Эван. — Всех поднять на ноги. Послушай, Люси, тут что-то очень серьезное. Очень.

— Почему ты говоришь таким тоном, будто я во всем виновата? — спрашивает Люси.

— Потому что он несчастен.

— Ну это не новость! — Люси не остается в долгу. — Он у нас был несчастен с того самого дня, когда родился на свет, то есть задолго до того, как я ему испортила жизнь.

— Я не это хотел сказать, — говорит Эван.

— Послушай, — спрашивает Люси, — можно мне войти?

— Может, и хорошо, что ты здесь, — говорит Эван, все еще так и не открыв сетчатую дверь. — Нам нужно серьезно поговорить о Кейте. Мне не хотелось задевать твои чувства, но он мне пишет после зимних каникул. Просит его забрать. Он хочет домой.

Люси смотрит в лицо человеку, за которого вышла замуж, когда ей был двадцать один год, когда волосы у нее были длинные и доставали до пояса, когда она думала, что впереди вся жизнь.

— Насовсем, — говорит он.

Она забыла, как холодно здесь по утрам. То ли дело во Флориде, где жара не ждет, когда придет ее час, чтобы вежливо постучаться.

— Я ужасно хочу кофе, — говорит Люси.

— Кофе? — говорит Эван. — Здесь?

Для нее никогда не составляло труда выиграть в споре с ним, Эван был слишком мягок и добр, чтобы сопротивляться.

— Я ночевала в Атланте в кресле.

Но он все равно не открывает.

— Ты не хочешь меня впускать, — произносит Люси ровно.

Женский голос из коридора нетерпеливо зовет:

— Эван?

Люси чувствует себя неловко, она вдруг понимает, что никогда не думала, даже представить себе не могла Эвана с другой женщиной. Люси не считала его своей собственностью даже в прежние времена, когда они были женаты, так что теперь сама не понимает, с какой стати ей вдруг стало стыдно. Эван стоит совершенно несчастный и смотрит на нее с таким видом, будто желает, чтобы она, или он, или они оба растаяли как дым.

— Все в порядке, — говорит Люси через сетку. — Ты же свободен.

— Послушай, Люси, по-моему, ты могла бы сначала позвонить.

За спиной Эвана появляется женщина; она успела одеться, но вид у нее заспанный. Голова растрепана.

— Эван? — говорит она, увидев на крыльце Люси.

У нее длинные темные волосы, и она, как сразу определяет Люси, моложе ее лет на десять.

— Ты ведь помнишь мою жену, — говорит Эван женщине. А потом суетливо поворачивается к Люси. — Мелисса Гарбер, — напоминает он, — подготовительная группа.