Всюду третий лишний - Бен Хетч Страница 31

Внезапно, в приступе откровения, Дэнни признал, что намеренно избегает сексуального общения. Он рассказал мне, что часто по несколько дней не моется, отчего головка его пениса распространяет неприятный запах. То вдруг он начинал упрекать Венди в избыточном весе, хотя она была стройная, как тростинка. Однажды стал упрекать ее в том, что она неправильно держит его член: «У нее голова постоянно забита какой-то чушью, поэтому она и расслабиться-то не может. Это все из-за папаши. А мне что прикажешь делать? Представляешь, она берет мой член двумя пальчиками, как будто это дротик для дартинга».

Для Венди это был воистину мученический поступок, но она все-таки ушла от Дэнни – ушла, чтобы помочь ему, освободить его, чтобы он наглел себе кого-то лучше, чем она. В действительности же, как мне кажется, она просто нашла более достойный и заслуживающий ее внимания объект, которому свет и тепло ее лампы помогли и осветить путь, и согреть душу.

Я до конца своих дней буду помнить тот день, когда Дэнни уезжал из Тринг-роуд. Иногда мне кажется, что наша жизнь – это лишь череда значимых моментов и событий, которые, подобно элементам складной картинки, обретают смысл и значение, лишь будучи сложенными воедино. Но я совершенно четко знал, что в то время это был значимый момент, настолько значимый, что сейчас его важность стала еще больше. Дэнни получил назначение на военную базу в Херфорде, в Германии, где располагалась служба радиовещания. Для него это было серьезным карьерным продвижением, поскольку ему предложили вести утреннее шоу для аудитории более многочисленной, чем в Чалфонте, да еще и в прямом эфире. Возможно, он и сам ушел бы от Венди, но в любом случае расставание с ней было нажатием на курок пистолета, приставленного к сердцу, хотя тогда казалось, он воспринял произошедшее спокойно, слишком спокойно, как мы все в то время думали. За три дня до вылета в Германию отец и Джейн приехали на своем «лэндровере» и увезли его со всеми вещами к себе. Я примерно три мили ехал вслед за ними по Эйлсбери-роуд, пока они не повернули на Астон-Клинтон. Это было 29 декабря 1998 года.

Иногда мне почти наверняка кажется, что между Дэнни и мной существовала некая телепатическая связь – во взгляде, которым Дэнни посмотрел на меня, когда их машина свернула на Бич-роуд, было что-то, что мгновенно внушило мне: этого момента мне не забыть никогда. У меня чутье на подобные вещи. Я никогда по-настоящему не задумывался над каким-либо событием, пока оно не случалось. Я никогда не прогнозировал, как буду воспринимать что-либо, пока это что-либо не происходило. Но наступление значимого момента я всегда чувствовал мгновенно и безошибочно. Люси плачет в состоянии шока, который провоцируют раздражение, опасная ситуация на дороге, сообщение в новостях о младенцах, родившихся без сердечных клапанов. Я плакал лишь тогда, когда сам был непосредственно вовлечен в эти значимые моменты – когда ты знаешь, что то, что случилось, – необратимо; когда что-то кончается навсегда; когда будущее вдруг начинает казаться непредсказуемым.

Прежде я отчасти радовался тому, что мы разъезжаемся. Мы взяли от Тринг-роуд все, что было можно, и скоро должен был наступить Новый год. Время начинать новую жизнь. Я сидел за рулем своего желтого «форда-фиесты», и вдруг меня как будто осенило – два года нашей жизни закончились. Дэнни сидел на заднем сиденье отцовского «лэндровера» и, стиснутый коробками, выгнул шею, чтобы смотреть назад, на меня; смотреть, не улыбаясь, не махая рукой, не делая вообще никаких движений – просто смотреть. Когда отец включил указатель поворота и машина стала перестраиваться в другой ряд, готовясь повернуть, это подействовало на меня так сильно, что слезы внезапно потекли из глаз и я отчетливо понял, что мы с Дэнни уже никогда не будем жить вместе и прежней близости между нами уже никогда не будет. Это значит, что каждый из нас будет жить сам по себе и мы уже никогда не сможем вновь пережить ни эти времена, ни эти чувства.

Нет, никогда мне не забыть Дэнни: приходя поздним вечером домой, я слышал треск автоматных очередей из гостиной – это Дэнни смотрел очередной боевик со Стивеном Сигалом; огромные слизняки, которые расплодились на наших отбросах; бессонные ночи, проведенные за игрой в три листика со ставкой по два пенса; поездки с Дэнни в Сток-Мендевиль на его радиостудию на моем «форде-фиесте», у которого не закрывалась левая дверь, и поэтому Дэнни приходилось открывать окно, высовывать руку и придерживать ею дверь – однажды он чуть не вылетел из машины, когда я на третьей скорости объезжал площадь по кругу; обдумывание в гостиной за пивом вариантов своего собственного шоу; портреты Вупи Голдберг и Брюса Уиллиса в три четверти натуральной величины, вырезанные из картонного плаката, который нам, как самым верным покупателям, вручили в магазине видеокассет в первую нашу зиму на Тринг-роуд. Эти портреты мы выставили в окна за тюлевые занавески и миссис Роберте, пожилая дама, жившая по соседству, приняв их за детей, оставленных дома без присмотра, пожаловалась на нас хозяину: «Бедные дети, им так скучно. Подумать только, целый день смотреть в окно. А этот малыш – он, должно быть, совсем окоченел, ведь на нем нет ничего кроме жилетки».