Самурайша - Ариэль Бюто Страница 31

Дорогая Матушка!

Мне нелегко писать тебе эти строки, но я больше не могу утаивать от тебя наши трудности. Здоровье Эрика не позволяет нам возобновить гастроли, и у нас сейчас не слишком хорошо с деньгами. Надеюсь, все утрясется, но пока я вынуждена уменьшить содержание Такаши…

Она спросит себя, почему я больше не играю для мсье Даниеля. Подумает, что ее дочь — лентяйка. Я не могу объяснить ей, что происходит.

Я нашла плохое решение и вынуждена лгать Эрику. Я никогда не говорила ему о деньгах, но это была ложь по умолчанию. Узнай Эрик о переводах, ничего бы не случилось, мы ведь никогда не говорим о деньгах, каждый волен пользоваться общим счетом как ему угодно.

А вот «частные» концерты вынуждают меня тайком работать над партитурами и всякий раз придумывать оправдание для своих отлучек. Мне кажется, что я предаю мужа, что его состояние ухудшается по моей вине. У Эрика проблемы с восприятием реальности, и я не могу себе позволить сомневаться. Нужно быть прямой и честной, чтобы Эрик мог на меня опереться.

Я запуталась. Ищу себе оправдания. Концерты вовсе не были мне в тягость — я радовалась, потому что снова могла остаться один на один с роялем! Все равно что валяться в свое удовольствие поперек двуспальной кровати, только во сто крат лучше. Если бы я осмелилась, предложила бы мсье Даниелю играть для него чаще.

Хисако убирает недописанное письмо в ящик. В этом месяце она пошлет деньги, а там будет видно. Эрик ушел. Она надеется, что он снова задержится, дав ей время подумать над разъедающей душу ложью.

Она не подумала ничего плохого, когда он предложил проводить ее пешком до дома. Мсье Даниель прекрасно воспитан, он женат, у него две дочери. Великан с лицом ребенка. Обезоруживающе безобидный облик.

Подбитые гвоздиками ботинки мсье Даниеля издавали при ходьбе мерный перестук, не давая Хисако сосредоточиться на том, что он говорил. Впрочем, разговор был ни о чем: «Дивное бабье лето… И Монмартр чудо как хорош…» Человек облекал в слова ощущение безмятежного блаженства.

— Обожаю бродить по улицам, а вот моя жена терпеть не может ходить пешком. И я не настаиваю. Вы не согласитесь изредка составлять мне компанию, Хисако?

— Но… вашей жене наверняка не понравится, если вы станете прогуливаться с другой женщиной.

— Она ничего не узнает! И даже если бы узнала… Я не обязан перед ней отчитываться! Вы шокированы?

— Нет.

— Я вижу, что шокированы. Считаете меня изменником?

— Я ничего не считаю. Меня это не касается.

— Знаете, Хисако, у меня есть очень простая теория насчет неверности. Женясь на Аннабель, я взял на себя обязательство жить с ней, воспитывать вместе детей и никогда не нарушу своего обещания. Но моя жизнь и мои чувства принадлежат мне одному.

Они поднимались по лестнице к Сакре-Кёр. Хисако с трудом приноравливалась к широкому шагу мсье Даниеля. Он то и дело галантно прикасался к локтю маленькой японки, как будто хотел помочь.

Хисако удивилась себе: теория собеседника показалась ей разумной.

А что, если Эрик… Нет, только не он. Она все знает об Эрике, они всегда вместе и ничего друг от друга не скрывают. Но она ведь сумела дать без его ведома три концерта, годами посылала матери деньги, не оповещая его, а теперь вот прогуливается с посторонним мужчиной.

— Вся проблема, — продолжил мсье Даниель, — в женской психологии. Женщина думает: «Я отдалась ему и буду владеть им». Как будто мы, мужчины, не отдаемся, вступая в брак! У меня есть предложение. Давайте поцелуемся — здесь и сейчас — безо всяких обязательств. Что скажете?

Хисако на мгновение задержалась с ответом, и губы мсье Даниеля коснулись ее рта, он обнял ее, провел ладонью по спине, приласкал грудь, не боясь, что их кто-нибудь увидит.

Воспоминание возвращает Хисако легкость, заставляет почувствовать себя единственной и неповторимой.

Мсье Даниель ей совсем не нравится, зато нравится ощущать опасность, осознавать, что она не проведет всю жизнь в тени Эрика.

Поцелуй был без обязательств. Правила игры ясны, но с того дня, с их прощального рукопожатия, она не перестает ждать знака от мсье Даниеля.

Это тревожное ожидание: Хисако прислушивается к телефону, караулит шаги почтальона, видит сны о чужом мужчине. Много шума из ничего. Да и чего она ждет? Настоящего романа? Хочет разрушить две жизни?

Сегодня утром Хисако пообещала себе больше с ним не видеться. Нужно пережить неприятный момент и жить дальше, не вспоминая о нем, как о вырванном зубе. В ее жизни нет места мятущемуся сердцу. Она не хочет ни лгать любимому человеку, ни — тем более — пользоваться его временной слабостью. Она должна быть чистой. Твердой. Блюсти честь и помнить о долге. Быть истинной самурайшей.