В поисках единорога - Хуан Эслава Галан Страница 31

Как бы там ни было, нас препроводили в хижины, и угостили на славу, и отвели нам лучшее помещение. Конечно, пиром в царских покоях это не назовешь, но туземцы охотно делились тем немногим, что имели, а постели из тростника и свежих листьев для наших недужных товарищей у них получились очень даже неплохие. Постоянно они носили нам в плетеных корзинках и деревянных мисочках то муку, то рыбу, то разные плоды. Пока мы отдыхали у них, хозяева осыпали нас всяческими почестями и знаками внимания, устраивали для нас праздники, во всем себе отказывали, лишь бы получше нам угодить. Мы благодарили их по мере сил, хотя достойно отплатить за столь искреннее гостеприимство нам было нечем, ибо к тому моменту мы являли собою горстку нищих оборванцев.

Поскольку излагать на письме каждую мелочь представляется не только затруднительным, но попросту невозможным, да и на читателей либо слушателей это навеяло бы лишь раздражение и скуку, подробное описание следующих дней позволю себе опустить.

Возобновив поход, через три дня после Пасхи, чье торжественное празднование сопровождалось общим причастием и прочими бесчисленными проявлениями смиренной набожности, мы очутились на обширном лугу, где в изобилии росли цветы всевозможных форм и оттенков. Наши негритянские слуги выбрали из них большие, с сочными лепестками, чтобы попробовать на предмет съедобности. По их словам, цветы оказались хороши и вкусом напоминали медовые сласти. Тут уж и мы полакомились, и в дальнейшем они служили неплохим дополнением к дичи, ежедневно добываемой нашими стрелками. Еще через три дня мы заметили каких-то туземцев, наблюдавших за нами из-за расположенных в отдалении деревьев, и решили, что они, как и предыдущие, мирное племя, просто напуганы нашим видом. Я собрал маленькую делегацию, дабы продемонстрировать наши добрые намерения. Мы подошли к тем деревьям и оставили на виду четверть жареной антилопы — излишки нашего завтрака, — привязав ее на ветки повыше, чтоб не достало зверье. Когда мы вернулись туда под вечер, мяса уже не было, а на его месте появилась корзинка с просяной мукой. Таким образом все убедились во взаимном дружеском расположении. На следующий день мы подошли снова, призывая их жестами, и они ответили тем же, после чего несколько человек приблизились к нам. Паликес попытался говорить с ними, но общего языка не нашел в буквальном смысле. Эти новые туземцы кожу имели более светлую, чем наши провожатые, и волосы не такие кудрявые, почти гладкие, и ноздри не такие широкие, более пропорциональные. Вслед за ними мы проследовали по тропе, которая вывела к долинке, пересеченной очень славной речкой с чистейшей водой. В глубине виднелись высокие деревья, из-под которых нам навстречу шла целая толпа, производя неимоверный шум с помощью колокольчиков и разнообразных рогов. Чтоб не остаться в долгу, я велел Франсиско Вильяльфанье трубить в боевой рожок, он дунул пару раз, и от этих пронзительных звуков негры поначалу было вздрогнули, но, увидев, что мы смеемся, расхохотались тоже, подняли гвалт и веселую суматоху, точно дети малые. Тем не менее при ближайшем рассмотрении выяснилось, что многие из них прикрываются большими щитами из белой кожи, а в руках держат луки со стрелами и копья, на вид чрезвычайно острые. Но едва первое потрясение миновало, мы с облегчением отметили, что впереди шествуют их предводители, четверо толстяков в затейливых головных уборах. По пятам за ними шли подростки, видимо, что-то вроде пажей — целиком обнаженные, даже срам не прикрыт, — и держали наготове деревянные сиденья. Оказавшись с вождями лицом к лицу, мы отвесили придворные поклоны в качестве приветствия; те в ответ переглянулись, расхохотались от души, поклонились, копируя нашу манеру, с потрясающей медлительностью подобрались к нам вплотную — и ну щупать кожу, дергать бороды, пялиться на оружие. Всему-то они дивились — с тем же простодушием, какое мы не раз уже наблюдали у африканских негров. Мы им не препятствовали и недовольства не выказывали, однако же восемь стрелков в арьергарде незаметно зарядили арбалеты и приготовились вмешаться, ежели возникнет в том нужда.

Туземцы привели нас в свой поселок, насчитывавший около двухсот хижин из глины и соломы в форме перевернутых лодок. Те, что находились по внешнему периметру, стояли бок о бок, образуя своего рода заграждение. Нам предложили в распоряжение одно из самых просторных жилищ, но мы, выразив благодарность поклонами, ушли разбивать лагерь напротив, на другом берегу реки. Едва до них дошло, что мы намерены там обосноваться, к нам тотчас прислали местных мастеров, которые за пару дней соорудили нам такие же глиняные домики, расположив их, согласно моим указаниям, квадратом, чтоб удобнее было обороняться в случае чего. Поскольку край выглядел вполне приветливым, я еще распорядился с другой стороны, где не протекала река, выкопать ров и обнести лагерь частоколом, рассчитывая отдохнуть здесь несколько месяцев от перенесенных тягот и разведать, куда нам податься дальше в поисках единорога. Предводителем племени оказался один из приветствовавших нас толстяков, имя его звучало на наш слух как-то вроде Караманса — так мы его и звали впредь. Остальные толстяки были его братья и советники. Через посредничество одного из наших негров, понимавшего местный язык, мы узнали, что в этих землях есть еще два вождя и все трое ведут между собой войну. Именно поэтому нас вышли встречать с оружием: думали, вдруг мы из вражеского стана. Племя означенных врагов называлось мангбету, а принявшее нас — бандб.

С тех пор как мы у них обосновались, прошло немало дней. Жара в тени холмов переносилась легче, луга манили зеленью, и мои люди даже не помышляли о продолжении пути; целыми днями они бегали по склонам, охотясь на быков, антилоп, кабанов и другую крупную дичь, играли в военные игры, плясали, пировали и тешились разными забавами. Фрай Жорди подружился с негритянским целителем; в сопровождении Черного Мануэля и еще двух-трех учеников они уходили в чащу леса собирать травы, сушить насекомых и ящериц, варить лечебные настои и обмениваться опытом. Но со временем солдаты стали приносить меньше добычи, разленились и по большей части только валялись без толку на траве да баловались с доступными, смешливыми негритянками или же играли в кости и во всякие местные игры, которым обучались, как учатся люди всему дурному, с поразительной легкостью. Таким образом грехи наши множились день ото дня, и конца этому безобразию не предвиделось, хотя в течение Великого поста все усердно каялись на исповеди, посыпали головы пеплом, требовали епитимьи и клялись исправиться. Однако же это оказалось не более чем кратким перерывом, после которого безделье и блуд возобновились пуще прежнего. Я был крайне недоволен тем, что арбалетчики забросили повседневный труд и воинские упражнения, но, с другой стороны, понимая, как иссушили и вымотали их перенесенные лишения, почел за лучшее дать им срок еще немного прийти в себя, прежде чем снова гнать их вперед по неведомым дорогам.

Так прошло несколько месяцев, пока в один прекрасный день не прибежал со всех ног запыхавшийся Черный Мануэль с известием, что негры мангбету, с которыми воевал народ Карамансы, захватили в плен фрая Жорди и здешнего целителя. Я тут же велел Вильяльфанье трубить тревогу. Собрался весь отряд во главе с Андресом де Премио, я сообщил новость; вооружившись и прихватив с собой Черного Мануэля, мы отправились на поиски пленных. До самого вечера следопыт Рамон Пеньика вел нас за собой. Когда сгустилась тьма, взошедшая луна застала нас на лужайке у большого валуна, где мы и решили переночевать, с тем чтобы на заре продолжить преследование. Но вдруг всего в какой-то лиге от нас в поднимающемся от реки тумане замерцал матовый огонек, подсказывая, что наша цель уже близко. Воодушевленные, мы мигом позабыли про усталость и с величайшей осторожностью пошли на свет. Возле стоянки солдаты рассредоточились, чтобы бесшумно окружить врага, лишь иногда под чьей-то ногой хрустела ветка или раскалывался орех, но мы уже знали, что в африканской ночи никто не обращает внимания на подобные звуки. Ведь хищники, большие обезьяны и мартышки постоянно бродят вокруг человеческих поселений в надежде стащить что-нибудь съестное, но никогда не осмеливаются приближаться к костру. Поэтому мы подошли вплотную незамеченными. Восемь чернокожих богатырского сложения стерегли целителя Карамансы, фрая Жорди и еще трех негров из нашей экспедиции, один из которых был ранен и, похоже, дышал на ладан. Знаками я приказал Вильяльфанье командовать нападение, он дунул в рожок что есть мочи, и восемь негров мангбету опомниться не успели, как их повалили на землю за исключением одного, обнаружившего себя пригвожденным к дереву. Он недоуменно пялился на оперение стрелы, пронзившей его грудь, и никак не мог сообразить, что же такое с ним стряслось. Перерезав глотки побежденным, мы развязали своих, радуясь тому, что нашли их целыми и невредимыми, за исключением раненого — его ударили по голове дубиной и волокли на обед своим соплеменникам. Ночь мы провели на другой лужайке, подальше от места, где валялись трупы, а наутро вернулись в деревню.