Книга Джо - Джонатан Троппер Страница 31
Книга Джо - Джонатан Троппер читать онлайн бесплатно
В число отрицательных персонажей книги попал баскетбольный тренер Томас Дуган. «Мне не важно, что он понаписал обо мне, — отметил в свое время тренер, — но то, как уничижительно он говорит о нашей любимой команде, об ее истории, которая так много значила для стольких уважаемых людей, совершенно непростительно. Он оскорбил каждого парня, игравшего за „Кугуаров“, и всех, кто болел за команду».
«Этот тип нажил себе состояние на том, что оболгал честных граждан», — сказал помощник шерифа Дэйв Мьюзер, одноклассник Гофмана, который считает, что лично пострадал из-за своего негативного образа в этом романе. «То, что он позволяет себе как ни в чем не бывало появляться в Буш-Фолс, — пощечина всем нам. Пусть узнает, что ему тут не рады».
Возмущена и Элис Липман, глава женского читательского клуба, заседания которого проходят раз в месяц в магазине «Карманный формат». «Когда роман только вышел, мы в клубе выбрали его для группового чтения, и все наши женщины были оскорблены до глубины души. Надеюсь, я встречу господина Гофмана и смогу высказать ему лично, какой он ужасный, беспринципный человек».
У отца Гофмана, местного бизнесмена Артура Гофмана, в прошлый понедельник случился инсульт во время игры на матче в ветеранской лиге «Кугуаров». Хотя свидетели утверждают, что отец с сыном не были близки, но предположительно именно нынешнее состояние отца является причиной возвращения Гофмана в Буш-Фолс.
Подписи у статьи нет — интересно, не написала ли ее Карли? Даже если и нет, как главный редактор она, безусловно, ее видела, прежде чем отдать в печать. Я внимательно изучаю статью в поисках малейшего намека на то, как она ко мне относится, но ничего не обнаруживаю. Выбросив газету, я впервые с тех пор, как приехал, позволяю себе открыто подумать о Карли, чего я до нынешнего момента тщательно старался избегать. Мне требуются определенные усилия, чтобы вспомнить лица женщин, с которыми я встречался несколько недель назад, но лицо Карли я вызываю в своей памяти без всякого усилия.
И теперь, на кухне у отца, я без труда вспоминаю вкус ее поцелуев, выражение ее лица, когда я неловко пытался расстегнуть ее блузку в первый раз, это пьянящее сочетание острого желания и безотчетного веселья. Я сказал ей, что люблю ее, и грудь моя трепетала от того, насколько это было искренне, а она подарила мне долгий поцелуй, повторив те же слова. Мы продержались восемь месяцев, крошечный отрезок на временной шкале, но когда вам восемнадцать и время еще не понеслось таким завихренным, стремительным потоком, каким вот-вот станет, восемь месяцев — это целая жизнь.
Я выбираюсь из-за стола, выхожу на улицу и немедленно наступаю на распластанный роман, валяющийся перед входом, однако я преисполнен решимости оставить книги там, где они приземлились. Я отпираю машину и замечаю, что за ночь кто-то исцарапал мой «мерседес» — несколько отвратительных неровных полос пересекают дверцу извилистыми дорожками, срывая слой краски. Изучив эти царапины, неразборчивую клинопись вандалов, я осторожно сажусь в машину, стараясь лишний раз не сотрясать свои избитые ребра. Я трогаюсь с места, продолжая размышлять о том, насколько далеко я, сам того не желая, отдалился от того мальчика, которым когда-то был, и как мало мне это дало.
1986
После случая с копировальной машиной на какое-то время все стихло, но Сэмми был безутешен. То ли он переживал из-за Уэйна, то ли стекло от «Ксерокса» крепко засело у него в заднице, но по школьным коридорам он бродил с бесконечно унылым видом, и от его всегдашней улыбки не осталось и следа. Он больше не пританцовывал, не пел в лицо встречным фразы из Спрингстина. И хотя силу Шон с Мышем больше к нему не применяли, они продолжали мучить его. «Эй, красавчик, как попка заживает? Не грусти, обернуться не успеешь, а тебя уже снова раком поставят».
Сэмми как будто сжился со своей ролью жертвы, с трагической покорностью снося каждую новую колкость, — он решил, что отныне такова его судьба. Что-то в его открытом непротивлении, в том, как стоически он принимал все страдания, провоцировало Шона, который твердо задался целью вывести Сэмми из себя, заставить дать отпор. Шон и Сэмми увязли в трагическом замкнутом круге, покорность Сэмми бесила Таллона, толкая на все большую жестокость, которая, в свою очередь, заставляла Сэмми еще больше замыкаться в себе.
Я старался быть хорошим другом, но очень скоро положение Сэмми стало для меня совершенно невыносимым. Меня злило, что он так упорно держался за роль жертвы, несмотря на все мои попытки помочь ему. Кроме того, у меня теперь была Карли, и на все не хватало ни времени, ни места в голове. Потом уже я утешал себя тем, что все равно ничего не смог бы сделать, и скорее всего, так оно и было. Сэмми охватил фатализм: казалось, ничто уже не заставит его свернуть с уготованного судьбой пути. И все же факт остается фактом: со временем я осознанно начал избегать его, просто из-за того чувства вины, которое вызывало во мне его трагическое малодушие, как будто я был ответственен за его участь, а мне не хотелось быть ни ответственным, ни виноватым. У меня наконец-то все пошло на лад, и я твердо решил радоваться жизни.
У меня были девушка и лучший друг, кому-то может показаться, что это не так уж и много, но лично я о большем и не мечтал. Просто пройти на большой перемене по школьному двору, у всех на глазах держа Карли за руку, — этого было достаточно для того, чтобы наполнить меня таким прекрасным чувством, какого я в жизни не испытывал. Мы сидели за одним столиком в столовой, срывая украдкой короткие поцелуи, а иной раз, когда одними поцелуями просто невозможно было обойтись, укрывались за сценой в актовом зале.
В этом году Уэйн забрасывал один мяч за другим, и мы с Карли ходили на все матчи «Кугуаров», на своем поле и в гостях, и веселились, изображая помешанных фанатов. Так приятно было сидеть с Карли на трибуне, смеяться, кричать, обниматься, хлопать друг друга по ладони всякий раз, как Уэйн закидывал мяч в кольцо, что я совсем позабыл, как ненавидел когда-то матчи «Кугуаров». Теперь они уже не напоминали о моей собственной спортивной несостоятельности — просто было еще одно место, куда приятно привести девушку. После игры мы обычно шли куда-нибудь, чтобы угостить Уэйна ужином в честь победы, и сидели втроем до самого закрытия закусочной, возбужденные, охрипшие от криков и смеха. Потом мы завозили Уэйна и мчались к водопаду; я вел машину, а Карли нетерпеливо ласкала меня, касалась языком моего уха, шепча: «Скорее!».
Мне всегда казалось, что девушки бывают или правильные, или сексуальные. Карли была отличницей, редактором школьной газеты и любимицей учителей. Но та же самая Карли могла взять мою руку и опустить ее в свои расстегнутые джинсы, и крепко-крепко прижаться к этой руке, и застонать, совершенно не помня себя, и до крови укусить мою нижнюю губу.
Каждое утро Карли начинала с того, что, сидя в классе, полчаса делала записи в потертом кожаном дневнике. Ее страшно беспокоила быстротечность вещей, случайная избирательность памяти. Только это нарушало ее обычную безмятежность: она боялась, что какая-то мысль, какое-то чувство будут безвозвратно утеряны во времени или пространстве.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии