Доклад Юкио Мисимы императору - Ричард Аппигнанези Страница 30

Через прорези для глаз в шлеме, выполненном в португальском стиле, я видел ощеренные зубы Сэма, этого сводника, устроителя больших деловых союзов. Стоя на четвереньках, он вцепился пальцами в соболий мех расстеленного на полу одеяла. Его крики наслаждения и боли гулко отдавались в пустоте моего шлема. Я видел треугольник, эту оккультную фигуру, образованную телами совокупляющейся пары, но на ее вершине зияла пустота неприсутствия того, о ком никто ничего не знает.

Треугольник, начертанный Сэмом Лазаром, проиллюстрировал финансовую теорему. Капитан вновь ввел меня в заблуждение эротизмом цифр, которые скрывали свое истинное значение. Я понял, что именно является общим знаменателем цифр и слов. Эротизм. Экономика эротизма для истинного знатока не вульгарная сумма коитусов, а, скорее, препарирование объекта желания и реконструкция действительности в соответствии с воображаемой моделью. Эротизм – еще один способ факторинга безнадежных долгов жизни.

Наше второе совокупление тем утром закончилось мощным извержением спермы, похожей на поток раскаленных песчинок. Лазар отполз от меня, сев на задницу. Его ягодицы оставляли на собольем меху влажный след, похожий на след улитки, но только он состоял не из слизи, а из антигеморроидальной мази, моей спермы и крови Сэма. Встав, Сэм подошел к проигрывателю, чтобы перевернуть пластинку с оперой «Кавалер роз». По дороге он споткнулся о валявшуюся на полу книгу, наклонился и поднял ее. Это был экземпляр «Зохара». И Сэм начал читать вслух отрывок из книги:

– «Кто эта прекрасная девственница, у которой нет глаз? И сокрытое, но все же явленное тело – скрытое днем, явленное утром? И украшенное узорами, которых нет?»

Я начал снимать доспехи.

– Подожди, малыш, – остановил меня Лазар. – Я хочу сделать пару фотографий.

Он поставил меня перед громоздкой, оборудованной вспышкой, фотокамерой на треноге и дал мне в руки самурайский меч. У меча была черно-белая рукоятка и острый клинок, который требовал особой осторожности. Это самое опасное холодное оружие, созданное человеком.

– Будь осторожен, – предупредил меня Сэм. – Этот меч изготовлен в шестнадцатом веке мастером Секи-но-Магороку.

По приказу Сэма я принимал разные позы: то выставлял напоказ гениталии, то изображал смешного истощенного инвалида, то замахивался мечом.

– Представь, что будет, если начальник отдела Нисида увидит эти снимки, – задумчиво промолвил Лазар. – Или они попадутся на глаза твоим родителям.

Я пал так низко, что стал натурщиком порнографических съемок! Моя чахлая плоть в доспехах выглядела словно пародия на мускулистое классическое тело, панцирь розового лобстера, в котором зияла пустота.

Мне вдруг стало жутко от открывшейся правды. Я находился в состоянии «обратного курса», деградируя до положения онногата, актера-трансвестита, который исполняет исключительно женские роли в театре Кабуки. В моем случае изображаемая мной женщина заняла пространство внутренней жизни мужчины, чьи естественные склонности к мужественности давно уже атрофировались. Рожденный мужчиной, я был лишен выбора играть иную роль. Однако я не был обучен исполнять роль мужчины. Я вынужден был делать невероятные усилия, чтобы изображать это чуждое мне существо. И это у меня выходило плохо. Обитающий в четырех стенах моего тела женский персонаж неохотно, скептически смотрит в зеркало, в котором отражается нелепая карикатура на мужчину. Женщина во мне обречена на бездействие, она не способна или не желает помочь измениться нелепому растяпе.

Как изгнать сидящую во мне женщину? Как вывернуть себя наизнанку и заставить ее выйти наружу? Я пытаюсь вообразить немыслимый акт саморождения.

Я хочу иметь другое тело: тело, преображенное до неузнаваемости. Каприз Лазара, надевшего на меня нелепые доспехи, зародил в то бесславное утро семя будущей метаморфозы, которая расцветет в темноте моей крови, в тайной тоске моего сердца и созреет однажды, сделав мое тело мускулистым.

Но пока я переживал темную, личиночную стадию своего развития, даже не подозревая о том преображении, которое произойдет со мной в будущем. Но правда заключается в том, что невозможно освободиться от темного ужаса прошлого. Крылья бабочки, которая наконец вылетает из кокона, запачканы кровью воспоминаний о затхлой темнице.

Сэм Лазар помог мне расстегнуть доспехи, заглядывая через мое плечо в зеркало. На мгновение мне показалось, что его жуткая лисья голова вырастает прямо из доспехов.

– Не могу понять, почему ты мне так нравишься, – промолвил он. – Ты омерзительно уродлив.

Он стал расхаживать по комнате, одной рукой сжимая подбородок, а другую уперев в бок. Поза задумчивого сатира.

– Я поразмыслил над твоей ситуацией, Кокан, – заявил Лазар. – И думаю, что нашел правильный выход.

– Спасибо, Сэм.

– Избавь меня от своей иронии. Дело серьезное. Я нашел идеальное решение для такого исключительного человека, как ты. Евгеническое решение, так сказать.

– И что же это?

– Брак.

– Вы хотите, чтобы я женился?!

Я не мог сдержать смех, беспомощный и жалкий. В то же время я отчетливо ощущал, что мне грозит опасность.

– Один мистик, рабби Симеон, утверждает в «Зохаре», что человеку надлежит одновременно быть и мужчиной, и женщиной для того, чтобы вера в Божественное Присутствие никогда не покидала его. Но почему, ты спросишь? Потому что, как замечает рабби Симеон, мужчина и женщина были задуманы как одно целое в Божественных слогах творения. Адам – это алеф, далед и мем, а женщина была запечатана в его боку, а не создана из его ребра. И, конечно же, не Ева была первой женщиной, а Лилит – собственная фаллическая сила Адама.

– Прекрасно, Сэм, но разве вы сами женаты?

– Естественно.

– Но вы же…

– … ты хочешь сказать, что я погряз в содомии? Что я гомосексуалист? Я предпочитаю более привлекательный старомодный термин, которым пользуется Андрэ Жид, – уранист. Я – сын революционной планеты Уран, открытой Гершелем в эпоху революций в Америке и Франции. Я связан с рождением демократии в ее первоначальной, наиболее радикальной жизнерадостной форме. Эта демократия отвергает коллективную банальность среднего человека, именно с нее, как мечтал Ницше, начинается загадочное исключение.

– Я вам не верю.

– Чему ты не веришь? Тому, что я рассказал тебе об Уране?

– Нет, я не верю, что вы женаты.

– Из-за моей приверженности уранизму? Тебе не хватает воображения. Согласно мистическому учению, изложенному в «Зохаре», мужчине, находящемуся в поездке, оказывается наивысшая честь, поскольку Божественная сила отправляется в дорогу вместе с ним. Однако путешествующий мужчина рискует стать несовершенным существом, будучи лишен союза с женщиной. Этот изъян может нарушить священный союз, отлучив от мужчины Божественную силу. Я нахожусь в поездке. Моя вера в Божественное присутствие непоколебима, потому что я не разрешаю женщине во мне расторгнуть союз. Когда же моя командировка закончится и я вернусь к земной жене, я, как это предписывает «Зохар», войду в нее и воссоединюсь с ней.