Грязные танцы - Роберт Крейг Страница 30

В среду вечером Джоффри позвонил в то же время, в семь часов. Анна уже ушла на свидание с Ричардом. В ожидании звонка Наташа сделала себе чашку кофе и придвинула кофейный столик к креслу так, чтобы можно было до него дотянуться. Она решила, что должна просто наслаждаться разговором и не томиться в ожидании, что Джоффри пригласит ее куда-нибудь. Тем не менее девушка обнаружила, что на протяжении беседы думала только об одном. «Он не даст мне номера своего телефона. И этим он демонстрирует, что я ему совсем не нравлюсь – самый неблагоприятный сценарий. Или он в чем-то сомневается – тоже не очень-то хорошо. Я, конечно, не считаю, что я такая уж замечательная и он должен быть счастлив, что я у него есть, но… В чем же все-таки дело?»

Джоффри начал с предупреждения, что он не может сегодня разговаривать больше часа, так как на Пятом канале в восемь намечается документальный фильм, который он обязательно должен посмотреть.

– О чем фильм? – спросила Наташа.

«Дай мне свой телефон».

– О танках, – ответил он, как истинный мужчина.

– О! – отреагировала Наташа, как истинная женщина.

Возникла пауза, и эти две противоположности переориентировали свои усилия по поддержанию беседы на знакомую территорию. Они поговорили о Второй мировой войне, о политиках, о Европе, сексе, порнофильмах, боксе, о покушениях на исторических деятелей и о своих любимых рок-группах, лидеры которых уже умерли. Джоффри избрал Джоя Дивизиона, Наташа ошибочно выбрала «Палп». В восемь сорок пять Наташа сказала Джоффри, что он пропустил свой документальный фильм. Тот ответил, что ему наплевать.

На этом разговор закончился. Через полчаса Джоффри перезвонил ей снова и признался при этом, что ему вообще-то нечего сказать. Они проговорили еще пятьдесят минут, прежде чем Наташа настояла на том, чтобы закруглиться.

– Позвони мне завтра снова, – попросила она. – Или хочешь, я тебе сама перезвоню?

– Хорошо. Я позвоню в семь.

В четверг, чтобы проверить нервы Ричарда на прочность, Анна попросила сперва забрать ее в полседьмого, затем поменяла время на восемь и наконец потребовала приехать к семи. Накануне она назвала ему несколько мест, куда бы ей хотелось пойти, очень многолюдных, но потом призналась, что с удовольствием провела бы еще один вечер в квартире его друга. Она меняла свои решения в ожидании того, что Ричард откажется, придумает оправдания, скажет ей наконец горькую правду, что ему надо провести время с женой, чтобы успокоить ее. Но, к радости Анны, он внес в ее планы лишь скромные поправки, связанные с работой или возможностью заскочить домой, чтобы принять душ и переодеться. Анна удивлялась, какие оправдания он придумывает при этом для жены, но вслух спросить об этом не решилась. Она довольствовалась мыслью, что их брак очень несчастливый – хоть Ричард ничего подобного ей и не говорил – а может, он слишком боится потерять Анну и потому ни в чем ей не отказывает.

В тот сумасшедший четверг Анна послала Ричарду еще одно сообщение, чтобы напомнить ему, что он забирает ее с работы, а не из дома. Его ответ – «Я знаю!» – был резким, несмотря даже на то что все текстовые сообщения коротки по необходимости. Она не придавала этому значения до тех пор, пока не подошло назначенное время. Несмотря на то что Ричард опаздывал на какие-то минуты, Анна начала строить предположения, что он решил не появляться вовсе. Она никогда не увидит его снова. Она даже начала придумывать сообщение, в котором признавала, что все между ними кончено, и желала ему счастья.

Анна стояла у закрытого магазина с опущенными маркизами. Вокруг пусто, и небо пасмурно; погода портилась, и день умирал. Ее пальто не спасало от холодного ветра, и Анна подумала, что бы такое приготовить к чаю, хотя есть ей не хотелось. И по телевизору, как назло, ничего стоящего не намечалось. Чтобы как-то скрасить этот вечер, ей нужно было как можно больше хлеба и зрелищ. Мысль о том, что придется вернуться домой, к Наташе, ни с чем, чтобы провести весь вечер, терзаясь оттого, что нечем заняться, пугала девушку.

Но тут появился Ричард.

– Извини, милая, я опоздал. Мне нужно было заправиться и подкачать шины.

Она была так рада видеть Ричарда, что порывисто его обняла.

– И ты меня прости за все эти напоминания, что я тебе послала.

Анна знала, что ее поведение – эти щедрые извинения и желание сделать кавалеру приятное – были не в ее характере, и если бы ее старое «я» увидело бы, что с ней сталось, оно ужаснулось бы. «Глупая корова», – подумала она.

От природы Анна не была чутким человеком, также не расположена она была и к романтике или романтичным жестам. Но, находясь рядом с Ричардом, она частенько брала его за руку, когда они шли куда-то, и иногда во время разговора она прерывала предложение на середине для поцелуя. Они часто обнимались и нежно прикасались друг к другу. Поначалу Анна дотрагивалась до Ричарда и целовала его в качестве провокации, ожидая, что он начнет украдкой оглядываться по сторонам в поисках случайных свидетелей или даже отстранится. Ничего подобного не случилось. Наоборот, он относился к ней так, будто больше ничто на свете не имело значения. Когда проверки перестали быть необходимостью, Анна обнаружила что ей по-прежнему нравится – и это становится привычкой – брать Ричарда за руку, целовать и обнимать его. Под его влиянием Анна преобразилась в удивительно короткое время. «Сентиментальная корова», – сказала она себе.

Пока Ричард вел машину по направлению к дому друга, она с удовольствием слушала, как он повествует ей о своем дне. Она уже привыкла к особенностям его речи. Он употреблял «видишь» в своем собственном значении, в качестве восклицательного междометия или когда его что-то разочаровало. И Анна заметила за собой, что всю неделю делает то же самое. И не только это, она высказывала другим людям мнение Ричарда, имитируя его жесты и выражения, как будто это поведение было ее собственным. Единственным, что еще удерживало Анну от отвращения к самой себе, была прямота, с которой она часто спорила с Ричардом и высмеивала его претенциозность и недостатки.