L - Лия Киргетова Страница 30

— Где он толстый? Крепкий парень просто, на тебя не угодишь, — расстроенно отвечаю я.

— Посмотри на его зад. — Руслан выразительно переходит на полушепот.

— Ну, покажи, какие нравятся тебе? Блондины? Брюнеты? Высокие? Худенькие? Ну? А вот этот?

— Ну, неплох. Хм. Весьма неплох. Но слишком молодой, — отметает Русланчик очередную кандидатуру. Не то что бы он действительно собирался с кем-нибудь познакомиться, но процесс сканирования пространства проводился им с утра, начиная с меланхоличного завтрака, и до вечера, когда мы, восседая на террасе, распивали коктейли под покровом темноты. А чем еще заниматься на отдыхе, как не бессмысленным разглядыванием проплывающих мимо нас иностранных граждан. Тем более таких загорелых, как очередной юный бог в кажущейся ослепительно белой, нереально белой майке на темно-шоколадной коже. — Вот это — другое дело. Смотри, ты заметила, как он на меня посмотрел? Заметила?

— И что ты теперь будешь делать? — я перевожу беседу в более конструктивное русло. — Подойдешь к нему?

— Нет, — Руслан как-то особенно артистично отмахивается от глупой меня подбородком, рисуя профилем кокетливый жест, одновременно головой и плечом, такое детское «нет», как бы: «не угадала». — Я сначала посмотрю, с кем он будет ужинать.

— Думаешь, он — гей? — мой «локатор» еще не настолько безупречен, я, практически никогда, не могу выделить в толпе «наших», будь то мальчики, или девочки. Хотя, если в этой самой абстрактной толпе появляется приятной внешности, ухоженный, тщательно выбритый, или, наоборот, с подчеркнуто выверенной «двухдневной» щетиной, парень в джинсах, которые, действительно, оказывают визуальный эффект «второй кожи» не в том смысле, что обтягивают ноги и попу супермена как балетное трико, а просто — сидят идеально, без провисшей сзади бесформенности, и рубашка, а, скорее, майка «освежающего» лицо оттенка, и сопровождает такого принца ненавязчивый приятный аромат дорогого парфюма. И торс его прокачан, животик, если и наблюдается, то — намеком. И дальше можно посмотреть на руки с маникюром, на браслет… И серьга в ухе тут совершенно не обязательна, но может присутствовать. И некий лоск, некая цветовая игра что ли, выверенность в деталях…

Конечно, совершенно не обязательно делать вывод, что, если мужчина более-менее похож на человека, и на него приятно смотреть, то он однозначно — гей. Может быть, он — метросексуал. Может быть, он — Леонид Парфенов. Но вероятность, что перед вами представитель нетрадиционной сексуальной ориентации, все же, более велика. Геев много. Парфенов — один. Процентное соотношение очевидно.

— Мне кажется — да.

— А почему? — я пытаюсь выведать «тайный гейский опознаватель» у знающего человека.

— Не знаю. Чувствую.

— И он тебе понравился? Да?

Руслан кивает с некоторой грустью.

— А давай ты с ним познакомишься? — меня от перегрева накрывает волна романтического идиотизма. — Только представь. Он, например, француз. И зовут его.

— Например, Кристиан. — Судя по всему, перегрелась не я одна, Руслан моментально подхватывает игру.

— И вы проводите вместе незабываемую неделю.

— Пять дней, положим.

— И ночей, не забывай. И ночей.

— Ну я это и имел в виду. Хотя, какая разница — день или ночь?

— А тебе в какое время суток больше нравится заниматься сексом?

— Невааажно, — отмахивается Руслан, я свернула с темы. — Давай дальше про Кристиана.

— Итак, вы проводите вместе пять чудесных дней. И потом расстаетесь.

— Нуууу. И все? — я его разочаровываю своим несвоевременным реализмом.

— Нет. Подожди! Он приезжает в Москву уже неделю спустя. С цветами!

— Зачем мне его цветы? Нет. Пускай приедет без цветов.

— Ну, хорошо. И проводит с тобой весь свой отпуск.

— А кем он работает?

— А кем тебе нравится?

Руслан мечтательно смотрит в темнеющее синее небо. Первые, еще практически незаметные, звезды подсказывают ему профессию мальчика-мечты.

— Пусть он тоже будет дизайнером. (Руслан — дизайнер, впрочем в этой среде, именно в мужской «этой» среде, многие имеют замечательные творческие профессии: фотограф, художник, дизайнер, музыкант, стихосочинитель, на худой конец — пиар и реклама, что, в московских реалиях, оборачивается хорошей творческой прибылью, но не всегда). В известном Парижском издательстве. Фотохудожником в Вог. Банально. Хотя нет, там, в Вог, очень много соблазнов… Пусть он будет дизайнером мебели. Успешным. Или виноделом.

— Ага, с плантацией винограда на южном побережье Франции.

— Ну да, — невозмутимо продолжает Руслан. — Там мы будем отдыхать. Иногда.

— Тогда какого, спрашивается, черта этот винодел делает в Турции? В сезон. Ему виноградники ощипывать пора, а не топать на ужин.

— Нам тоже пора, — Руслан встает, потягивается, и я думаю, что не была бы лесбиянкой, то вполне бы могла влюбиться в такого красавца. Хотя, а смысл?

— Слушай, а в тебя девушки влюбляются?

— Ну конечно.

— И как ты им… мммм… объясняешь?

— Намекаю. Если не помогает, знакомлю со своим молодым человеком, если таковой имеется. Например, за чашкой кофе.

— С ума сойти! Приходит влюбленная девушка на свидание. А ты зачем-то с другом. И она вся в непонимании и растерянности. И друг, наверняка, тоже — принц принцем. И она уже начинает и ему глазки строить, заказав десерт, легкий, воздушный…

— Да. И только она в него — пэмс — вилочкой. Ресничками — хлоп-хлоп, длинными, а вилочку меж тем держит изящно, мол, бери меня замуж, вот я какая красивая, а я приобнимаю второго принца за плечо и говорю…

— Милый, а тебе заказать такой же чизкейк? Смотри, какая прелесть! Ты же любишь клубничный! И второй принц хлопает в ладоши: вау! Виснет у тебя на шее с шепотом: спасибо, родной, ты у меня такой заботливый, такой внимательный, такой…

— И я роняю его под стол, где мы и сливаемся в экстазе.

— И девчонка навсегда перестает есть чизкейки.

— И пить капучино.

— И подается в лесбиянки с горя.

— Предварительно подвергнув торжественному сожжению соломенное чучело в купленном уже свадебном платье.

— С фатой?

— А то!

— Аминь.

Мы будим к ужину заспавшуюся Женьку, я падаю на огромную кровать, на которой можно валяться вдоль и поперек, целую ее в ухо, в щеку, в сонный глаз. Он нехотя открывается, и Женькин зрачок медленно сужается, глядя на меня, а на недовольном лице появляется улыбка.

— Любииимая, — она обнимает меня, но я отползаю назад.

— Вставай, соня. Ты все проспишь.

— А нам никуда и не нужно, — улыбается она, — Нам ничего не нужно. У нас все есть.