Мафия нищих - Д. Артемьев Страница 30

С самого детства Миша испытывал необычайно сильное чувство вины. Не важно, был ли он на самом деле виноват или нет. Стоило учительнице, или маме, или тете на улице строго посмотреть на Мишу, как мальчик немедленно чувствовал свою вину. Это его ощущение передавалось взрослому, и тот, уже не сомневаясь, выговаривал ему и сулил всяческие беды. Разбили мячом окно, запустили снежком, напачкали в подъезде – вина падала на Мишу.

С годами это чувство не притупилось. И дома, и на работе Миша по-прежнему испытывал чувство вины. Дома это чувство его никогда не оставляло. Что бы он ни делал, как бы ни повернулся, он постоянно чувствовал себя виноватым. Поэтому Миша был крайне интеллигентным человеком, очень послушным, абсолютно без вредных привычек, хорошим семьянином и скромным товарищем.

Иногда чувство вины притуплялось, жизнь становилась праздником. А иногда обострялось настолько, что Миша готов был наложить на себя руки. Удерживало его все то же чувство вины. Он так и представлял, как окружающие будут обвинять его в этом поступке.

Самым любопытным во всем этом его поведении было то, что никто и заподозрить не мог, что Миша испытывает чувство вины. Более того, никто из окружающих его ни в чем не винил. Спроси его супругу, так она искренне удивится и заявит с негодованием:

– Я?! Да я хоть раз в чем-нибудь Мишку обвиняла? Никогда!

Под самый Новый год, 31 декабря, жена попросила сходить в магазин за хлебом. И еще по пути выкинуть мусор. В мусорном ящике копались два неопрятных субъекта. Подойдя ближе, Миша убедился, что это дамы. Они проследили за полетом сумки с мусором, которую Миша запустил в ящик издали, чтобы не мешать им разбираться с объедками и бутылками. А когда мусор попал точно в центр ящика, ловко развязали пластиковый мешок и быстренько просмотрели его содержимое. Миша пошел дальше по своему маршруту, но, пройдя несколько шагов, поскользнулся, упал и треснулся копчиком. На его вскрик обе женщины оглянулись и поспешили к нему на помощь. Они помогли подняться, но боль была настолько сильна, что Миша согнулся и не мог идти.

– Ой, как вы ударились! – сказала одна из женщин.

– Может быть, присядете вот тут, на скамеечку? – спросила другая.

И они помогли Мише передвинуться на несколько шагов до заснеженной скамейки. Миша присел на нее боком, ахнув при этом. Женщины с жалостью посмотрели на него. Все же Миша нашел в себе силы поблагодарить помощниц.

– Вы из этого дома? – спросила та, что была постарше.

– Да.

– Какой у вас дом замечательный! – воскликнула другая.

– Это чем же он такой замечательный? – улыбнулся Миша.

– Как же, – заторопилась ответить женщина, – у вас самые лучшие мусорные ящики. Чего здесь только нет! И еда, и вещи разные. Я вот это меховое пальто у вас в ящике подобрала, а Людка нашла здесь вполне нормальный радиоприемник. Я только контакты подпаяла, и все, теперь работает.

– А я и не предполагал, что в наших ящиках могут попасться такие интересные находки, – засмеялся Миша, – думал, что здесь только объедки и разные упаковки.

– Напрасно иронизируете. – Теперь в разговор вступила Люда. – Вот как раз объедков очень мало. Почти у всех в доме собаки и кошки. А выбрасывают целые продукты: банки, коробки – ну, те, у которых прошел срок годности. Мы с Таней здесь брали консервы. В прошлый раз – шпроты, сегодня – три банки сгущенки и лосось дальневосточный. Показать?

– Не надо, я верю.

– А на прошлой неделе мы нашли здесь полное собрание сочинений Тургенева, – сказала Таня. – Люда говорит, что раньше за такими книгами давка была в магазине подписных изданий.

После этих слов в Мишке шевельнулось чувство вины. Это были его книги. Он сам их и вытащил на помойку. Жена разбирала книжные шкафы и спросила его:

– Миша, а, Миша, ты будешь когда-нибудь читать Тургенева?

– Никогда, – уверенно ответил супруг.

– И я не буду. Хватит, начиталась уже. Куда бы их убрать?

– В сарай? – спросил Миша.

– А из сарая куда?

– На помойку.

– Так, может быть, сразу?

Предложение жены, как обычно, было очень разумным. Фактически сарай являлся промежуточным пунктом для последующего выкидывания ненужных вещей. Поэтому Миша снес книги вниз, в мусорный ящик.

Он чувствовал себя безумно виноватым, но был неспособен скрыть правду, поэтому сказал:

– Это я выбросил собрание сочинений.

– Правильно, – неожиданно согласилась с ним Люда, – ни на хер это никому не нужно. Я попробовала оттащить его в скупку. Запрягла Таньку, и вдвоем потащили. Отказ. Даже бесплатно не взяли. Мы решили бросить их. Так нас заставили все книги унести. Ну, думаем, хоть копейку возьмем во вторсырье. Намаялись, пока донесли. А там весельчаки: «Возьмем без обложек, обложки отдельно. Рвите прямо здесь». А книги-то на совесть сделаны. Фиг порвешь. Ну, бросили их в сугроб и сделали оттуда ноги.

– Кому сделали? Чего? – не врубился Миша.

– Сбежали, – объяснила Таня. – Некогда нам было. Нам как раз надо было пристроить склеенную вазу из севрского фарфора. Мы ее здесь неподалеку нашли. Кто-то выбросил в помойку. Представляете, смотрю, севрский фарфор. Горлышко отбито. А вдруг, думаю, этот кусочек тоже выбросили? Так мы весь мусорный ящик перекопали, но крохотку эту нашли. Представляете? Нашли и приклеили суперцементом.

– Кстати, тюбик этого клея тоже из мусора выудили, – перебила подругу Люда.

– И так приклеили, что склейку только с увеличительным стеклом можно разглядеть. Вот и пошли в этот антикварный магазин, ну, знаете, который около площади. Там хозяин – большой ценитель фарфора.

– Знаю, – обрадовался Миша, – знаю я этот салон. Бывал там. Хозяина тоже видел. Интеллигентный такой, с бородой.

– Разные мудаки бывают. Бывают и с бородой, – сказала Люда.

– Что, не взял вазу? – поинтересовался Миша.

– Взял. – Таня махнула рукой. – И бабки дал. Небольшие, но дал. А Люда имеет в виду его образование. Представляете, он нам залепил, что готов любые деньги заплатить за севрский фарфор семнадцатого века.

– А ваша ваза что, более поздняя?

Женщины вздохнули, глядя на Мишу, безнадежно так вздохнули. И Таня сказала:

– Вы, вероятно, в этом не разбираетесь. Севрский фарфор начал изготавливаться в городе Севр, это во Франции, начиная с 1756 года, то есть со второй половины восемнадцатого века. Так что никакого севрского фарфора ранее этого времени и быть не могло.