Падение Трои - Питер Акройд Страница 30

На пятой неделе работ турецкие рабочие копали на территории "кладовой", или "надворной постройки", по определению Оберманна, при основном здании. "Кладовая" была продолговатым строением, шесть на восемь футов. Между дворцом и его внешней стеной шла канава или колея. Там нашли некоторое количество зерен и семян, которые были должным образом собраны и зарегистрированы так же, как и фрагменты керамики и несколько различных по величине свинцовых шариков, которые, возможно, представляли собой набор гирек. И тогда один из рабочих заметил небольшие плоские серые камни; они были разбросаны по пласту только что извлеченной земли, и сначала на них не обратили внимания и отбросили как мусор. Но вдруг Софию заинтересовала какая-то метка или резьба на одном из них. Подняв камень, София поняла, что он легче обычного и обладает другой текстурой; она стала счищать землю пальцем и, к своему удивлению, увидела на плоской верхней поверхности странные знаки. Она осторожно положила его рядом с траншеей и взяла другой. На его поверхности был вырезан подобный ряд знаков или клейм. Она не имела представления, что это за знаки, поэтому, сев на невысокую каменную стену у края траншеи, стала рассматривать их.

София видела — это были не случайные царапины: здесь встречались кривые линии и диагонали, были и параллельные линии, причем в определенной последовательности. И тут, начав понимать, она чуть не уронила табличку. У нее задрожали руки, и она положила табличку рядом с собой. Горло перехватило.

София тихонько встала и подошла к мужу и Леониду, которые стояли рядом у стены древнего дворца.

— Генрих, — сказала она. — Генрих. Я нашла вещь, которая может заинтересовать тебя.

Что-то в ее голосе привлекло внимание Оберманна. Он медленно повернулся.

— Да, дорогая?

— Я нашла какие-то надписи.

— В Трое нет надписей.

— Значит, какие-то клейма. Поставленные человеком, несомненно.

— Что ж, давай взглянем на твои клейма.

Они подошли к той стороне траншеи, где работала София. Она указала на плоскую табличку, лежавшую на стене.

Леонид бережно взял ее и стал изучать.

— Не знаю, что и сказать, профессор. Никогда не видел ничего подобного.

Оберманн протянул руки, Леонид осторожно передал ему табличку. Оберманн низко наклонился над ней, словно нюхал или собирался попробовать на вкус. Он оставался в такой позе несколько мгновений, и когда поднял голову, София заметила у него на глазах слезы.

— Где ты нашла это, София?

— Здесь. Здесь их много, они разбросаны по земле. Но, Генрих, это не камни.

— Нет. Не камни. Это глиняные таблички, обожженные на сильном огне. — Он говорил очень медленно и внятно. — Знаешь, что это, София? Это письменный документ. Страницы.

— В Трое не было письменности, профессор. Датировка…

— В Трое была письменность, Телемак. Вот она, письменность Трои. Их слова. Их язык. После трех тысячелетий молчания они снова говорят с нами.

Во второй половине дня они собрали все таблички и решили продолжить работу в этой части раскопа.

Оберманн был молчалив. Он казался рассеянным и сомневающимся. Когда София спросила, отчего он не в духе, он улыбнулся.

— Нет, нет, ничего подобного. Просто еще не могу этого понять. Я растерян. — В дом, где были сложены таблички, вошел Лино. — Вот человек, который видит то, что нам недоступно. Садитесь, мсье Лино. Я покажу вам удивительную вещь. — Лино пальцами правой руки быстро ощупал табличку, которую дал Оберманн.

— Знаки прочерчены в глине стилом или другим острым предметом, — сказал он. — Нанесены чисто и умело. Решительно. Это не иероглифы, герр Оберманн. Не пиктограммы.

— Не египетские.

Совсем не египетские. Символы идут в линейной последовательности. Вы видите прямые линии, отделяющие один ряд символов от другого? Это форма линейного письма. Я не встречал ничего похожего раньше. — Он повернулся к Оберманну и Софии. — Из всех сокровищ, которые мы к этому времени нашли в Трое, это самое ценное. Вы не сумеете спрятать его от турок.

— Я и не собираюсь, мсье Лино. Я уже сообщил Кадри-бею. Наш надзиратель подпрыгнул, как корова на луне.

— Корова перепрыгнула через луну, Генрих.

— И ринулся телеграфировать в Константинополь. Я до сих пор не могу поверить. А вот и сам властелин.

К ним подошел Кадри-бей.

— Я даже не знал, как описать их. Сказал только, что это таблички со знаками, — сказал Кадри-бей.

— Вот. Смотрите на них, Кадри-бей, и восхищайтесь. — Надзиратель с интересом разглядывал таблички, но не дотрагивался до них. — Это первые образцы письменности в Европе.

— Мы не в Европе, герр Оберманн. Мы в Турции.

— Что за узость взгляда, Кадри-бей. Ведь это Троя. Земля греков. Земля Гектора и Приама.

— Это еще следует доказать.

— Доказать? Поэмы Гомера доказывают это без малейшего сомнения! — Оберманн поднял одну из табличек. — Вот их первые слова. Они разговаривают с нами через бездну времен. Я вижу их на том берегу… — Он оборвал фразу и обернулся к жене. — Я не должен плакать перед этими господами, София. Отругай меня. Обвини в том, что я разыгрываю драму.

— Я не могу обвинить тебя ни в чем, Генрих, кроме как в любви к Трое.

— Я знаю. А вы, Кадри-бей, разделяете эту мою любовь, правда?

— До тех пор, пока Троя остается турецкой.

Лино продолжал ощупывать табличку.

— В мире нет человека, который смог бы растолковать эти знаки, — произнес он. — Они не похожи ни на какие другие.

— Не будем отчаиваться с самого начала, мсье Лино. У нас есть неоценимое преимущество. Мы знаем, что это были греки.

— Тысячи лет отделяют эти знаки от слов Гомера. Не знаю, сможем ли мы использовать слово "греческие", чтобы описать их.

— А какое бы слово вы подобрали?

— Не представляю себе.

— Пусть так и будет. Будем называть их Нетексты из Негорода в Нигде. — Тон Оберманна смягчился. — Простите, Лино. Как вы могли заметить, я перевозбужден. Кажется, я не сомкну глаз до конца своих дней. Мы должны быть смелыми. Безрассудно смелыми. Почему бы нам не расшифровать эти символы? Если мы допускаем, что это греческий, а я на этом настаиваю, эти слова постепенно раскроют нам свое значение. Умершие заговорят.

Музей древностей в Константинополе, получив послание Кадри-бея, проинструктировал Оберманна, чтобы тот был крайне осторожен в обращении с табличками, чтобы он обеспечил их сохранность и ждал дальнейших инструкций. Директор музея тем временем связался с коллегой, Огастесом Франксом из Британского музея в Лондоне, где не так давно был создан новый отдел, занимающийся "протоисторической письменностью". Оба директора сошлись на том, что Александр Торнтон, блестящий молодой человек, член новой команды, должен как можно скорее отправиться в Гиссарлык.