Среди гиен и другие повести - Виктор Шендерович Страница 30

А от стойки бара смотрел на него поджарый, абсолютно лысый европеец без возраста — тот самый, что рассматривал его давеча из-за конторки. Глаза у незнакомца были водянистые, почти голубые.

— Самое жаркое время здесь — с часа до трех, — сказал незнакомец на хорошем английском. — Потом всё снова будет хорошо.

— Всё? — усмехнулся Песоцкий.

— Здесь — да, — ответил лысый и подцепил с блюдечка зубочисткой дольку манго.

— Вообще — всё? — мизантропически оживился Песоцкий. Он уже двое суток ни с кем не разговаривал ни о чем, кроме чемодана. Он махнул рукой бармену и попросил апельсиновый фреш.

— Да. Здесь всё хорошо, — даже не улыбнувшись, подтвердил лысый.

— И никто не умирает? — вдруг спросил Песоцкий.

— Ну почему. — Человек быстро заглянул Песоцкому в самые зрачки и чуть дернул бровями. — Пару лет назад как раз умер один. Присаживайтесь, прошу вас.

И он указал на свободное место у стойки.

— Значит: не всё хорошо, — мстительно уточнил Песоцкий, устраиваясь на барном стуле. Ядовитый разговор с незнакомцем облегчал душу — хоть какое-то занятие среди тропиков…

— Всё! — настоял лысый. — Тревоги среди отдыхающих мы не допустили: персонал имеет на этот счет твердые инструкции. Никто даже ничего не понял — тут ведь каждый день кто-то приезжает, уезжает… Тело перенесли в рефрижератор — это у нас там, за въездом. Полиция удостоверила естественный характер происшедшего. Мы связались с турфирмой, посольством… К обеду его увезли. Всё хорошо.

И лысый положил в рот еще одну дольку манго.

— А покойнику? — спросил Песоцкий.

Кривая усмешка распорола узкое лицо:

— Покойнику лучше всех.

Песоцкий рассмеялся и протянул руку.

— Меня зовут Леонард.

— Андрэ, — чуть помедлив, представился лысый. — Андрэ Боннар.

— Вы француз?

Собеседник с притворной печалью развел руками.

— О-ля-ля! — весело воскликнул Песоцкий и с детской радостью отличника перешел на французский, которым не без оснований гордился. — Вы менеджер?

— Владелец.

Песоцкий присвистнул.

— Так получилось, — пояснил лысый господин, почти не улыбнувшись и в этот раз. И добавил чуть погодя:

— Я надеюсь, ситуация с вашим чемоданом разрешится благополучно. Это здесь бывает довольно редко, надо вам сказать. Они очень аккуратные.

Месье Боннар качнул яйцеобразной головой и, еще помедлив, сказал:

— Вы кого-то заинтересовали…

— Кого? — вздрогнул Песоцкий.

Лысый пожал плечами:

— Не знаю.

…Когда вечером туземец, стоявший за стойкой, с тревогой глядя в глаза Песоцкому, сообщил, что звонили из авиакомпании и просят не волноваться, — Песоцкий даже не закричал. Он не стал бегать по веранде, колотить ладонью по пальме… Он слушал туземца, а прислушивался к себе. Там, внутри, было гулко и холодновато.

Его чемодан ищут и непременно найдут, докладывал без вины виноватый таец. За конторкой стоял месье Боннар и смотрел на Песоцкого уже с нескрываемым интересом.

Чемодан пропал бесследно, как его и не было.

Песоцкий повертел в руках бумажку с телефоном авиакомпании, но перезванивать не стал, а пошел в бар, сел в кресло с видом на закат и махнул официанту.

На пятой минуте он вливал в себя стакан «хенесси», к двадцатой — успел повторить и понять, что это только начало. К исходу часа Песоцкий ясно видел себя со стороны и негромко разговаривал с этим незнакомым человеком.

«Вы кого-то заинтересовали». Что тут происходит?

Мир медленно терял цвет, потом начал терять очертания.

Когда над Песоцким снова зажгли планетарий, он начал смотреть туда.

Вокруг ходили какие-то люди. У них у всех, небось, были чемоданы. У них были любимые женщины и дети от любимых женщин… Люди смеялись, сидели в баре, валялись на огромной старой кровати с пологом, нашедшей последний приют на этом берегу.

Потом бармен принес груду досок и запалил на костровище новый костерок. Круглый бочок бутылки, вкопанной у ножки кресла, поигрывал отблеском пламени. Потом Песоцкий уснул. Очнувшись, он несколько минут сидел, собираясь с силами, и побрел в свое бунгало. Он даже смог раздеться перед тем, как рухнуть на постель.

Проснулся глухой ночью от страшной жажды. Нашарил в холодильнике бутылку швепса и высосал ее, издавая страстные звуки. В затылке гудело. Он натянул джинсы и майку, вышел на веранду, постоял на ней немного и пошел к морю. Моря снова не было.

— Ебануться можно, — сказал Песоцкий и побрел по грунту вдоль берега. Там, вдалеке, светились огни: в локтевом сгибе острова никогда не закрывался бар «Гудини». Дважды споткнувшись о лодочные веревки, Песоцкий дважды экономично выругался. Он решил быть стоиком и вынести всë.

В «Гудини» он взял двести «Столичной». Это было патриотично и мужественно. Он знал, что ему будет плохо, но решил проверить насколько. Стало сильно плохо, потому что перед тем, как войти в штопор, он не поужинал. Теперь о еде уже не могло быть и речи.

— Хотите девочку?

Рядом стоял таец-бармен в щеголеватых усиках.

Песоцкий трезво взвесил свои возможности и ответил:

— Не сейчас.

— Молодая девочка, — уточнил таец и сделал шаг в сторону. За ним обнаружилась совсем, действительно, девочка. Она улыбнулась Песоцкому улыбкой октябренка и, повернувшись тылом, без лишних слов подняла юбку и наклонилась, демонстрируя товар.

— Сколько? — зачем-то спросил Песоцкий.

— Две тысячи бат.

— О’кей. Завтра.

Таец продолжал стоять рядом.

— Завтра! — повторил Песоцкий. Голова разламывалась. Темнота плыла, плыли шары китайских светильников, планетарий кусками расползался по черному бархату задника. По пищеводу серым шаром гуляла тошнота. Песоцкий понял, что должен лечь. Он встал из-за столика, отошел, медленно присел и лег. Легче не стало. Два пальца, положенные в рот, результата не дали, и он свернулся на песке, пытаясь найти позу, пригодную для жизни.

Кто-то легонько ткнул его в спину носком ботинка. Потом еще раз. Песоцкий продолжал лежать, прислушиваясь к ощущениям. В спину ткнули в третий раз. Песоцкий медленно повернул голову.

— Оплатите чек, сэр.

Усики на бесстрастном лице бармена выплывали из полутьмы.

— Уйди, холуй, — вяло сказал ему Песоцкий по-русски, а по-английски сказал:

— Сейчас.

Он понимал, что силы неравны. Собравшись с мыслями, он лег на спину — иначе деньги было не достать. Титаническим усилием приподнял задницу и пролез ладонью в карман джинсов. Выгреб комок ассигнаций, снова лег на бок и несколько секунд ворошил комок перед самыми глазами, пытаясь разобрать цифры. Потом вынул что-то с нолями и протянул наверх. Таец исчез.