Особые отношения - Джоди Пиколт Страница 30

Я непонимающе смотрю на нее.

— Это хорошо?

— Нет. Мне необходимо выскоблить полость матки. — Глаза Зои наполняются слезами. — Это словно дурной сон.

Я присаживаюсь на краешек ее кровати.

— Сейчас все по-другому, — успокаиваю я. — Ты поправишься.

Совершенно по-другому — и не только потому, что нет никакого замершего плода. Последний раз, когда у Зои случились проблемы со здоровьем, рядом с ней были муж и мать. А сейчас с ней рядом только я — а разве я умею заботиться о ком-то, кроме себя? У меня даже собаки нет. Даже рыбки. И погибла орхидея, которую директор подарил мне на Рождество.

— Ванесса, ты не могла бы дать мне телефон, чтобы я позвонила маме? — просит она.

Я киваю и достаю из ее сумочки телефон, но тут в палату входят две медсестры, чтобы подготовить Зои к операции.

— Я сама позвоню ей, — обещаю я, когда Зои увозят на каталке по коридору. Через мгновение я открываю ее мобильный телефон-«раскладушку».

Не могу удержаться. Это сродни тому, как тебя пригласили на ужин, а ты направляешься в ванную и роешься в шкафчике для лекарств, — я просматриваю список контактов Зои, чтобы лучше понять, кто она такая. Как и предполагалось, имена большинства людей мне ни о чем не сказали. Потом шли основные контакты: американская ассоциация автомобилистов, местная пиццерия, номера больниц и школ, с которыми она сотрудничала.

Я поймала себя на том, что не могу сдержать любопытство: кто такая Джейн? А Элис? Ее университетские подруги или коллеги? Она когда-нибудь говорила мне о них?

А им обо мне?

Номер Макса все еще в списке. Не знаю, нужно ли ему звонить. Хотела бы Зои, чтобы я ему позвонила?

Нет, она не просила. Я листаю дальше, нахожу номер Дары — как и ожидалось, написано «мама».

Набираю номер, но попадаю на голосовую почту и вешаю трубку. Я считаю неправильным оставлять тревожное сообщение на автоответчике, когда адресат в пяти тысячах километрах и ничем не может помочь. Буду дозваниваться.

Через полтора часа после того, как Зои забрали из палаты, ее вкатывают назад.

— Некоторое время еще продлится слабость, но с ней все будет хорошо, — заверяет медсестра и выходит.

Я киваю.

— Зои! — шепчу я.

Она крепко спит, еще не отошла от наркоза, под опущенными ресницами на щеках залегли синие тени. Вытянутая рука лежит поверх хлопчатобумажного одеяла, как будто она протягивает мне что-то невидимое. Слева от нее на штативе свисает еще один пакет с кровью для переливания, его содержимое змеится по невозможно тонкой соломинке, воткнутой в изгиб ее локтя.

Последний раз я была в больнице, когда умирала моя мама. Ей поставили диагноз — рак поджелудочной железы, и ни для кого не было секретом, что дозы морфия становились все больше и больше, пока сон не стал ее перманентным состоянием, чтобы отогнать боль. Я понимаю, что Зои не моя мама и больна она не раком, и тем не менее что-то в ее позе — неподвижной и молчаливой — заставляет меня ощутить дежавю, как будто я опять перечитываю ту же главу, которую не хотела бы даже видеть напечатанной.

— Ванесса! — окликает меня Зои, и я вздрагиваю. Она облизывает белые пересохшие губы.

Я беру ее за руку. Я впервые держу Зои за руку — ладошка такая маленькая, похожая на птичку. На кончиках пальцев мозоли от гитарных струн.

— Я звонила твоей маме, но не смогла дозвониться. Я могла оставить сообщение, но подумала…

— Не могу… — перебивает меня шепотом Зои.

— Что не можешь? — шепчу я, наклоняясь ближе и пытаясь расслышать.

— Не могу поверить…

Я во многое не верю. Люди заслуживают то, что имеют, и хорошее, и плохое. Когда-нибудь я попаду в мир, где людям воздастся по делам их, а не по тому, кто они есть. У счастливых концов нет непредвиденных обстоятельств и условий.

— Не могу поверить, — повторяет Зои таким тихим голосом, как будто из-под толщи ткани, — что мы выбросили деньги на ветер за гостиничный номер…

Я смотрю на нее, чтобы понять, шутит она или нет, но Зои уже вновь погрузилась в сон.

Уже давно канули в Лету те времена, когда быть гомосексуалистом и учителем — две несовместимые вещи, но в школе, где я работаю, предпочитают придерживаться политики «не спросят — не рассказывай». Я намеренно не скрываю свою сексуальную ориентацию от коллег, но и не трублю о ней на каждом углу. Психологами от «Рейнбоу Альянс» [6]в старших классах нас работает двое, но мой коллега Джек Куманис самой что ни на есть традиционной ориентации. У него пятеро детей, он занимается триатлоном и любит говорить цитатами из фильма «Бойцовский клуб» — однако так случилось, что его воспитали две мамы.

Тем не менее я осторожна. Несмотря на то что многие школьные психологи не видят ничего крамольного в том, чтобы проводить личные беседы со школьниками за закрытой дверью, я двери никогда не закрываю. Моя дверь всегда остается чуточку приоткрытой, чтобы не было ни малейшего сомнения в том, что происходящее за ней — совершенно законно и это можно прервать в любой момент.

У меня широкий круг обязанностей: я выслушиваю тех учеников, которым просто необходимо, чтобы их выслушали; налаживаю связи с приемными комиссиями колледжей, чтобы они не забывали о нашей школе; поддерживаю тех, кто слишком робок и боится говорить; проявляю чудеса изобретательности, составляя расписания занятий трехсот учеников, которые все хотят изучать английский факультативно. Сегодня на моем диване сидит мама Микаэлы Берриуик — девятиклассницы, которая только что получила по социологии четыре с плюсом.

— Миссис Берриуик, — говорю я, — это еще не конец света.

— Я и не рассчитывала, что вы поймете, мисс Шоу. Микаэла с рождения мечтает поступить в Гарвард.

Что-то я в этом сомневаюсь. Ни один ребенок не вылезает из материнской утробы с четким планом, в какой университет отправит свое резюме, — выбор помогают сделать рьяные родители. Когда я училась в школе, термина «родители-вертолеты» еще даже не существовало.

— Нельзя позволить учителю истории, который невзлюбил мою дочь, запятнать ей характеристику, — гнет свое миссис Берриуик. — Микаэла с радостью готова пересдать экзамен, чтобы мистер Левин задумался над своей системой оценивания знаний…

— Гарварду все равно, что у Микаэлы по социологии. Гарвард больше интересует, готова ли девочка весь первый курс по-настоящему искать себя, узнать, к чему она склонна.

— Вот именно! — восклицает миссис Берриуик. — Именно поэтому она посещала курсы по подготовке к сдаче отборочного теста.

Микаэле еще два года учиться до сдачи вступительных тестов. Я вздыхаю.