Ужин в центре земли - Натан Энгландер Страница 30

Рути стоит над ним, хотя он этого не видит. Ночь, родственники ушли из палаты – матери повезли детей по домам спать, двое сыновей вышли наружу постоять и обсудить ближайшую перспективу, благо погода, как всегда, прекрасная. Ночная сиделка, крепко спавшая в углу, теперь, когда Рути ее резко потревожила, что-то бормочет, просыпаясь.

Рути, наклонившись над кроватью Генерала, жмет и жмет на кнопку вызова и кричит, ее голос летит по больничному коридору.

Дежурный врач – один из никчемных докторишек, школьник, по сути. Поднимается полусонный со своей койки и быстро идет по коридору: бегать врачам не пристало. За ним пара больничных медсестер, и, когда они входят, Рути показывает им на Генерала:

– Смотрите!

Ночная сиделка теперь уже встала, в руке мобильный телефон, она готова позвать сыновей обратно в палату.

Когда Рути показывает врачу рукой, требуя от него действий, все присутствующие глядят на нее как на сумасшедшую. Дежурный, потирая глаза тыльной стороной ладони, говорит:

– Да никаких же изменений.

– Он умирает, – говорит Рути. – Сейчас, прямо сейчас.

Ей понятно, с какими мыслями они на нее пялятся: «До чего она себя довела… Жалко смотреть».

Но едва мальчоночка-доктор открывает рот, чтобы попытаться успокоить и утихомирить Рути, как вдруг – не Генерал, нет – но вся аппаратура, к которой он подключен, разом пробуждается.

Звонки, свистки. Джекпот, вакханалия вспыхивающих цифр и взлетающих острыми пиками линий. Половодье устрашающей информации.

На долю секунды, пока мысль еще не претворилась в действие, все опять обращают взгляды на Рути.

Каким чудом она уловила момент?

Эта женщина. Поразительно. Как она поняла?

2014. Секретный объект (пустыня Негев)

Всегда хуже после выходных: заключенный Z выглядит травмированным и брошенным, а охраннику, которого пребывание дома приободрило и освежило, встреча с подопечным напоминает об их общем заточении, одном на двоих.

А сегодня все это еще намного тяжелей.

Охранник раскладывает на койке заключенного Z доску для нардов, и заключенный Z, глядя на него в упор, говорит:

– Опять ты странный какой-то. И не говори, что ничего подобного. Ты такой с прошлых выходных.

– Ты проецируешь, – возражает охранник. – У тебя тут крыша поехала, а ты переводишь стрелки на меня.

Заключенный Z наклоняет голову набок и смотрит на охранника самым поганым взглядом, какой имеется в его арсенале. Фигушки, его не проведешь. Он пожимает плечами и идет к своей полке. Вытаскивает торчащее из стопки журналов письмо, которое он написал Генералу.

Дает его охраннику, тот сует письмо к себе в сумку и, не поднимая глаз, встряхивает игральную кость и кидает ее, чтобы определить, кому ходить первым.

У охранника выпадает пять, у заключенного Z – шесть. Но заключенный Z, сидя на краю койки, не делает хода.

Охранник, уставясь на доску, чтобы можно было не смотреть на заключенного Z, терпит, пока может, а потом говорит – почти кричит:

– Только один способ и есть, что тут думать? Стандартное начало. Ты так тысячи раз ходил.

– А знаешь, сколько именно раз я так ходил?

– Пожалуйста, не доводи меня своей идиотской математикой. – Охранник поднял наконец глаза. – Еще скажешь, что сам помнишь, сколько именно раз у тебя было шесть – пять.

– Нет, не помню, – говорит заключенный Z. – Но общий счет партий сообщить могу: 21 797 – 24 446. Ты отлично наверстываешь упущенное. Мой отрыв меньше трех тысяч партий.

Заключенный Z зажмуривает глаза, а затем, открыв их, продолжает:

– Если мы будем играть примерно семь с четвертью партий в день, ты сможешь сравняться со мной за год. Но для этого ты должен всякий раз выигрывать.

– Кончай, ты меня в ужас приводишь.

– Я всего-навсего хочу сказать, что было бы замечательно опять сравняться. Я люблю равенство, ничейный счет.

– Вот потому-то ты и оказался здесь, что свихнулся на равенстве. Нигде нет равенства. Мир по этой части несправедливо устроен.

Заключенному Z это совсем не нравится. Ни отклик охранника, ни то, в каком ключе он вообще сегодня разговаривает.

– Ты что-то расфилософствовался, – говорит заключенный Z. – На свой, на дурацкий лад, конечно. И не уверяй меня, что я фантазирую. Ты здесь впадаешь в задумчивость, только когда дела совсем плохи.

Реакция охранника для заключенного Z ошеломительна. Он любопытствовал, но не ожидал, что попадет в самую точку.

Охранник так сильно бледнеет, что заключенный Z думает: если кто-то вдруг тут появится, ему непросто будет понять, кто из двоих последним видел свет дня.

Охранник лезет в сумку и достает письмо заключенного Z. Он кладет письмо на доску между ними.

– Я хотел тебе одну вещь сказать, – говорит охранник. – Тут произошло кое-что.

– С моим делом? С этим надругательством над правосудием?

– Отчасти, – говорит охранник. – Это касается Генерала.

– Он что, наконец ответил на одно из моих писем? Ты потому мне это письмо возвращаешь?

– Он мертв, – говорит охранник. – Умер.

– Кто умер? – переспрашивает заключенный Z ничего не выражающим тоном.

– Генерал.

– Это было бы что-то с чем-то. – Заключенный Z опять зажмуривается, пытаясь представить это себе.

– Это и есть что-то с чем-то. Это произошло.

– Скажи мне тогда – кто из его бесчисленных врагов наконец расколошматил пулей его большую жирную башку? Кто убийца – наш человек или импортный? Араб или еврей? Не могу предположить.

– Не убит, просто умер, – говорит охранник. – Я правду говорю. Он скончался в воскресенье.

Заключенный Z смотрит на охранника пустым взглядом.

– В это воскресенье?

– В прошлое. Я неделю набирался храбрости, чтобы тебе сказать.

Заключенному Z нужно крепко это обдумать. Что же получается? Получается, что Генерала – человека, который запер его здесь и обнулил, единственного, кто мог вернуть ему существование и свободу, – больше нет.

– Я не верю тебе, – говорит заключенный Z, потому что не хочет верить.

Охранник молчит, и это вполне себе ответ.

– Тогда отчего он умер, если не убит?

– Отчего формально?

– Почему «формально»?

– Он умер от осложнений после инсульта.

– У него был инсульт? Почему ты мне не сказал, что у единственного, кто знал, что я здесь, был инсульт?

– Вот я сейчас тебе говорю.