Человеческая комедия - Уильям Сароян Страница 3
Человеческая комедия - Уильям Сароян читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
– А ну, повтори, как тебя зовут? – Спенглер почти заорал на мальчика.
– Гомер Маколей.
Управляющий телеграфной конторой обнял нового рассыльного.
– Молодец, Гомер Маколей. Тебя-то нам в конторе и недоставало в ночную смену. Ты, наверно, самый скоростной снаряд в долине Сан-Хоакин. И когда-нибудь будешь великим человеком, если, конечно, выживешь. Смотри постарайся выжить. – Он повернулся и вышел из конторы, а Гомер так и не понял, что хотел сказать его начальник.
– Ладно, малыш, – сказал мистер Гроген, – давай пироги.
Гомер положил пироги на стол возле мистера Грогена, а тот продолжал свою речь.
– Гомер Маколей, – сказал он, – мое имя Уильям Гроген. Однако зовут меня Вилли, хоть мне и шестьдесят семь лет от роду. Я – ветеран телеграфного дела и один из последних могикан ручного телеграфа. Я также заведую ночной сменой в этой конторе и храню воспоминания о множестве ушедших в небытие удивительных миров. И я голоден. Так давай попируем и съедим эти пироги с яблоками и кокосовым кремом. Отныне мы с тобой друзья.
– Да, сэр, – подтвердил Гомер.
Старый телеграфист разломил один из пирогов на четыре части, и они стали есть кокосовый крем.
– Время от времени я буду посылать тебя с поручениями, – сказал мистер Гроген, – просить тебя спеть со мной песню или просто поболтать. В минуты опьянения я потребую от тебя глубочайшей чуткости, которой нельзя требовать от мужчин старше двенадцати лет. Сколько тебе лет?
– Четырнадцать, – сказал Гомер, – но, по-моему, у меня хватит чуткости.
– Отлично, – сказал мистер Гроген. – Придется поверить тебе на слово. По ночам я буду рассчитывать на то, что ты сумеешь заставить меня выполнять мои обязанности. Если не сумеешь растрясти, плесни мне в лицо холодной водицы, а вслед за этим мне полагается дать чашку горячего черного кофе от Корбета.
– Да, сэр, – сказал Гомер.
– Но на улице, – продолжал мистер Гроген, – действовать надо совсем иначе. Если ты узришь меня окутанным парами алкоголя, приветствуй меня и продолжай свой путь молча, не нарушая моего блаженства. Я – человек чувствительный и не люблю быть объектом сострадания.
– Холодная вода и кофе в конторе, – повторил Гомер. – Вежливый поклон на улице. Понятно, сэр.
Мистер Гроген продолжал, хотя рот его и был набит кокосовым кремом:
– Как ты думаешь, на земле станет лучше после войны?
Гомер секунду подумал, а потом сказал:
– Конечно, сэр.
– Ты любишь кокосовый крем? – спросил его мистер Гроген.
– Конечно, сэр, – сказал Гомер.
Телеграфный аппарат застучал. Мистер Гроген ответил на вызов и занял свое место у пишущей машинки, не переставая, однако, разговаривать.
– И я поклонник кокосового крема, – сказал он. – А кроме того, музыки, особенно пения. Кажется, я не ослышался и ты действительно говорил, что некогда певал в воскресной школе? Будь добр, исполни мне один из псалмов, покуда я печатаю сообщение из Вашингтона.
Пока мистер Гроген печатал телеграмму, Гомер спел ему «Твердыню в веках». Телеграмма была адресована миссис Розе Сэндовал, 1129, Джи-стрит, Итака, Калифорния, и военное министерство в ней сообщало миссис Сэндовал, что ее сын Хуан Доминго Сэндовал пал смертью храбрых.
Мистер Гроген передал телеграмму Гомеру. Потом он отпил большой глоток из бутылки, которую всегда держал под рукой в ящике своего стола. Гомер сложил телеграмму, сунул в конверт, запечатал его, положил в фуражку и вышел из конторы. Когда рассыльный удалился, старый телеграфист громко запел «Твердыню в веках». Ведь некогда и он был молод.
Весь мир будет мне завидовать
Музыка доносилась из дома Маколеев на авеню Санта-Клара. Бесс и миссис Маколей играли «Весь мир будет мне завидовать». Они играли эту песню для солдата Маркуса, где бы он сейчас ни был, потому что Маркус любил эту песню больше всех других. В гостиную вошла их соседка Мэри Арена, встала возле Бесс у пианино и запела. Она пела для Маркуса, который был ей дороже жизни. Маленький Улисс смотрел на них. Где-то далеко происходило что-то непонятное, ему хотелось угадать, что именно, хотя веки его и слипались. Наконец он превозмог сон и спросил:
– А где Маркус?
Миссис Маколей поглядела на мальчика.
– Ты пойми… – начала она, но сразу же замолчала.
Улисс очень старался, но не знал, что ему нужно понять.
– Что? – спросил он.
– Маркуса больше нет в Итаке, – сказала миссис Маколей. – Он уехал.
– Почему?
– Маркус ушел на войну.
– А когда он вернется домой?
– Когда кончится война.
– Завтра?
– Нет, завтра он не вернется.
– А когда?
– Мы не знаем. Мы ждем.
– А где папа? – спросил Улисс. – Если мы будем ждать, может, и он вернется, как Маркус?
– Нет, – сказала миссис Маколей, – он не вернется, как Маркус. Он больше не пройдет по нашей улице, не поднимется по ступенькам, не взойдет на крыльцо и не откроет двери в дом.
Но и это было слишком сложно для мальчика, а так как у него было только одно волшебное слово, которое помогало узнать правду и обрести покой, он его произнес:
– Почему?
Миссис Маколей обернулась к Бесс и Мэри.
– Смерть – это такая вещь, которую нелегко понять кому бы то ни было, особенно ребенку, но всякая жизнь однажды приходит к концу. – Она поглядела на Улисса. – Конец этот настал для твоего отца два года назад. – Она снова перевела взгляд на Бесс и Мэри. – Но до тех пор, пока мы живы, – сказала она, – пока мы вместе, пока осталось хоть двое из нас и мы его помним, ничто не может отнять у нас нашего отца. У нас могли взять только его оболочку. Ты будешь расти и все лучше узнавать своего отца, все лучше узнавать самого себя. Он не может быть мертв, раз ты жив. Время и случайность, болезнь и усталость взяли его тело, но ты вернул нам отца куда более молодым и жизнерадостным. Ты, наверно, не поймешь того, что я говорю. Но запомни: хорошее не гибнет. Если бы это было не так, на земле не осталось бы людей, окончилась бы всякая жизнь. А мир полон людей, полон чудесной, удивительной жизни.
Мальчик немножко об этом подумал, а потом вспомнил о том, что он видел утром.
– А что такое суслики? – спросил он.
Мать была подготовлена к такому вопросу. Она знала, что у мальчика есть глаза и, больше того, есть воображение, а воображением управляло горячее чувство и любовь, любовь не к чему-то особому, а ко всему на свете.
– Суслики, живущие в земле, – сказала она, – птицы в небе и рыбы в море – часть жизни, которая царит в природе, и часть нашей собственной жизни. Все, что живет, – это часть каждого из нас, и множество вещей, которые не умеют двигаться подобно нам, – тоже часть нас самих. Солнце – часть нас самих, земля, небо, звезды, реки и океаны. Все на свете – часть нас самих, и мы рождены, чтобы этим наслаждаться и благодарить Господа.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии