Между прошлым и будущим - Карен Уайт Страница 3

– Хорошо, мама, – сказала я, укладывая первый куриный окорочок на сковородку и наблюдая, как его кожа пузырится в кипящем масле.

После ужина, который прошел в относительном молчании, я смахнула с тарелок остатки еды и отправилась в свою комнату переодеться. Я натянула красное атласное платье с довольно низким декольте, которое плотно облегало мое тело. Мать переделала его из вечернего платья Евы, когда узнала, что в баре Пита в Северном Чарльстоне ищут пианиста, который мог бы играть там по вечерам и в выходные, чтобы случайно забредшие посетители задерживались послушать музыку и покупали больше напитков.

Глен вскочил на ноги.

– Я забыл на переднем сиденье пиджак и кошелек. Дай-ка я их заберу, пока ты еще не уехала.

Он схватил ключи со стола в прихожей.

Глаза Евы сверкнули, когда она увидела, как Глен выходит вместе со мной из двери, ведущей на крыльцо. Он прошел по ступенькам до обочины, где была припаркована его машина, нарочито стараясь не прикасаться ко мне, и сунул ключи мне в руки.

– Ты вовсе не обязана ехать туда, Элеонор.

Неужели он догадывается? Я пристально посмотрела в его глаза – он говорил совершенно искренне.

– Это всего лишь на пару часов.

Я опустила глаза на руки с коротко обрезанными ногтями – все эти годы я была верна этой привычке.

– Ты не обязана туда ехать, – повторил он так тихо, что я едва смогла разобрать слова, и теперь была уверена – он знал, что, как только смолкнут звуки фортепьяно, я снова примусь искать кого-нибудь, кто смог бы дать мне то, чего он никогда не сможет. Я ненавидела себя за эту слабость, за неспособность принять справедливое наказание и жить той жизнью, которая была уготована мне судьбой. Но не в силах была забыть музыку, которую в те далекие годы дарил мне отец, и отбросить мечты, которые отказывались умирать. Когда-то я была словно бесстрашный Икар, в своем порыве слишком близко подлетевший к солнцу, и в эти вечера, сидя за пианино в полном сигаретного дыма баре, видя мужчин, которые бросали на меня печальные, полные восхищения взгляды, я могла позволить себе поверить – лишь на короткое мгновение, – что мой полет все еще продолжается.

В ночном воздухе почти неуловимо пахло звездчатым жасмином, и волны упоительного аромата то появлялись, то исчезали, словно жало змеи. Я положила ладонь на ручку дверцы, и Глен сделал шаг ко мне. Я вздрогнула от резкого движения, а он поднял руку и больно хлопнул меня по руке. Он поднял руку, под его ладонью обнаружился раздавленный москит, обагряющий кожу моей же кровью. Глен вытащил из кармана платок и, осторожно придерживая мою руку, принялся вытирать отвратительное месиво. Его нежные прикосновения были столь же невыносимы, как и боль от шлепка.

Я залезла в машину, достала пиджак, карман которого оттягивал тяжелый кошелек, и вручила Глену. Наши глаза встретились, и я подумала: неужели в моих глазах такая же покорность судьбе, как и в его?

– Так будет не всегда, – едва слышно произнес он. – Я скоро получу диплом, перейду на более высокую должность и буду получать приличные деньги. Все изменится.

– Неужели? – сказала я, проскальзывая на водительское место. Глядя сквозь ветровое стекло, я могла видеть инвалидное кресло, в котором сидела Ева, и печальные глаза матери.

– Только не надо ждать, когда я вернусь, – сказала я и захлопнула дверь, зная, что он будет лежать без сна рядом с Евой, прислушиваясь, не раздаются ли мои шаги на крыльце, и представляя чужой мужской запах на моей коже. Я, не оглядываясь, отъехала от обочины. Слушая шум шин на мостовой, я вспоминала слова женщины из своего видения: «Глаза закрыты, но не спишь, а попрощавшись, не уходишь».

Меня захлестнуло всепоглощающее чувство поражения и отчаяния, когда я поняла, что была так же далека от понимания смысла этих слов, как и в тот день, когда прикоснулась к солнцу и была грубо сброшена на землю, где разбились все мои мечты.