Дикая история дикого барина - Джон Шемякин Страница 3

Всем кажется, что только они такие умные, а люди века девятнадцатого только и делали, что жрали жирное, пили крепкое, курили ядрёное, носили с начёсом, лица вытирали спиртом.

С точки зрения кормящих многих приятных людей наук, такое отношение к прошлому абсолютно естественно и уходит корнями в первобытные страхи возвращения Папы, страшных Стариков, мстительных покойников. В нынешних условиях опасение возвращения на этот свет людей, которые жрали камни и имели по сто рук, а ресницами забивали гвозди, трансформировалось в понимание, что всё здоровое, лёгкое, полезное появилось вот только что.

Как вы уже догадываетесь, я, поддёргивая треники под профессорской мантией, уже лезу по головам слушателей к переносной кафедре.

29 апреля 1844 года впервые в России министерство финансов заговорило о появлении на рынке «особого рода бумажных сигар, называемых папиросами». Папиросы в России стала производить фабрика А. Ф. Миллера. Потом к делу подключились остальные. И сразу же на рынке появились папиросы двух сортов: крепкие (их часто называли турецкими) и слабые («лёгкие»).

Слабые папиросы выпускали под маркой «Maryland Doux». Естественно, что крепкие папиросы эксплуатировали образ мужественности, дружбы, романтики и простоты. А слабые папиросы принялись обживать мир под лозунгами расслабления, неги, заботы о себе, утончённости и заграничности.

Первые лёгкие русские папиросы стал производить, понятное дело, иностранец, француз Морнэ. Корявые руки рабочих его мануфактуры крутили лёгкие папиросы размером пять дюймов. Потому что ясно же всем на свете продавцам, что лёгкость папирос-сигарет должна компенсироваться длиной. Лёгкие папиросы должны быть хоть чуть-чуть, но длиннее крепких.

Понятно, что лёгкие и стоить должны дороже. Так покупатель крепче верит в то, что они настоящие лёгкие, не фуфло. Так появились дорогие лёгкие папиросы «Ле Каир» и «Египет». Они были не только длиннее, но и тоньше прочих. Типичный образчик для здорового курения.

В конкуренции на рынке лёгких папирос стали проявляться всё более заковыристые новации. Для пущего облегчения в гильзы стали вставлять сначала просто комочки промокашки, потом эти комочки превратились в шарики, потом эти шарики стали ароматизировать («соусировать») чем хочешь: от кофе до ванили. Такие папиросы назывались «Сильфида» или «А ля Кристин», и курили их дамы-эмансипе и эстеты.

Имея в ассортименте крепкие и лёгкие, русские табакопроизводители задумались: а чего им еще не хватает для полноты картины и улучшения сбыта? Правильно. Должны появиться ещё и элитные папиросы. Чтобы от цены дух захватывало, чтобы их покупали для форса, подчёркивая аристократичность вкуса и возможности бюджета.

Появились папиросы «заказные», которые покупатель заказывал, исходя из своих вкусов, рецептов смесей и желаемого оформления. Открываешь портсигар, а там на папиросах золотой вязью: «Апофеоз Крынкина» или «Босфорские Шемякина». Сразу видно – курит такое человек весомый, нестандартный, с развитым чувством прекрасного.

Многие думают, что встречающиеся в романах тех лет «пахитоски», которые курят нервные графини и роковые баронессы, это папироски. Нет. Пахитоски, иначе именуемые «кедера» (с ударением на последний гласный звук, от французского «крысиный хвост»), – это мелко резанный табак, завёрнутый не в бумагу, а в кукурузный лист. Чувствуете колоссальную разницу?! Поэтому папироски – это для быдлогана мелкотравчатого, а пахитоски – для элитного потребителя. О том, что с этим кукурузным листом в пасти он похож на Михеича с-под Полтавы или игуану, элитный потребитель не задумывался, очарованный исключительностью товара.

Табачные фабриканты XIX века выпускали и профильные продукты (что значит отсутствие удушающего монополизма янки!). Папиросы для студентов и гимназистов «Антракт» на три затяжки, пока перерыв или пока не застукали. Папиросы для протестующих были в продаже. Они назывались «Трезвон», отличались доступностью («Папиросы «Трезвон», три копейки вагон») и изображением на пачке колокола, пламени и петуха. Колокол шёл от «Колокола» Герцена (родственники которого, кстати, тоже выпускали папиросы), пламя – от понятных желаний, наличие петуха несколько смущает, но несильно. Где трезвон, там и петух, в общем-то.

В противовес петушиному «Трезвону» на той же фабрике Бастанжогло беспринципно выпускались папиросы «Царские», «Сенаторские», «Гербовые». Патриоты курили «Скобелевские». Были папиросы «Успех» и «Небывалые». Интеллигентные люди курили «Мемфис». «Мемфис», когда он был в продаже, курил, например, М. Л. Лозинский, когда был редактором журнала «Гиперборей». Георгий Иванов писал: «Выходит Михаил Лозинский, покуривая и шутя, с душой отцовско-материнской выходит Михаил Лозинский, рукой лелея исполинской своё журнальное дитя». Папиросы с пляшущим мужиком назывались «Народные», а с полуголой бабой – «Бабочка». Креативщики тогда тоже были с юмором. Хотя курили только табак.

Ф. М. Достоевский курил папиросы «Лаферм» – «Деревенские», или папиросы фирмы «Саатчи и Мангуби». Дорогие. Но, как почётный Солженицын той поры, Фёдор Михайлович изредка демонстрировал, что арестант он старой школы, и пепел стряхивал в пустую консервную банку. Наблюдатели отмечали, что банки эти консервные были разными, но всегда от дорогих или испанских сардин, или французских миног (три рубля банка).

Видели Достоевского и с книжкой, написанной анонимом В.В. под названием «Курите, сколько хотите». Со страницы 42 этой книжки я могу зачесть вслух простые, но мудрые строки: «Ни телесные упражнения, ни различные игры, ни пение, ни игра на музыкальных инструментах во многих случаях не могут заменить курение уже потому, что они утомительны». Мастерство ныне покойного А. Карра было тогда не востребовано. Но общий подход: напиши книгу – продай её – убеди, что курить (вредно-полезно) – использовался и тогда. Просто рекламщики-аферисты не назывались специалистами по НЛП.

Естественно, что как только появилось табачное лобби, немедленно появилось специально обученное антитабачное лобби. В Одессе в 1898 году была, например, выпущена книга (размером с пачку папирос, оформленная как пачка папирос), в которой рекламировалось «средство в виде обычной карамели. При держании во рту ощущается как бы запах табачного дыма и вкус табака, а потом табачный дым делается противным». Средство называлось «Не кури». Сосали его тысячи людей. И сейчас, уверен, многие сосут нечто подобное. Главное – вера в чудо и сосание. Именно сочетание веры в чудо и сосания делает выбор осмысленным, а процесс бросания курить лёгким для каждого. Во всех ста сорока пяти случаях бросания за год.

Табачные фабрики использовали и российское, и импортное сырье. Но бумагу для хороших папирос русская промышленность так и не осилила. Завозили папиросную бумагу из Англии и Франции. Распознать, кто что курит, было тогда легко – папиросы с отечественным табаком заворачивали в английскую белую бумагу, а вот импортный табак заворачивали во французскую желтоватую бумагу.

Естественно, все хотели желтоватую.