Золотые времена - Александр Силецкий Страница 3

Приписка на полях:

Всё вранье!

Пункт первый

С гор потянуло восхитительным ароматом.

Луга, покрытые белыми цветами, тихонько шуршали, как новая крахмальная рубашка.

Желтая река сверкала в лучах восходящего светила и как бы вспять текла. Неторопливо, полноводно.

Пейзаж был совершенно инородный, но – привлекательный весьма.

На берегу реки, будто кряжистый пень среди высоких трав, стоял космический корабль.

Весь обшарпанный, рубленный из толстых крепких бревен, он бычком, чуть скособочась, возвышался на пяти заржавленных распорках, а из маленькой трубы в носу по-домашнему вился к небу синий дымок.

Тишина кругом царила необыкновенная.

А ведь всего лишь час назад какой был грохот при посадке! Дранка и щепа летели аж на километр!..

Приписка на полях:

Не забыть: ракеты – суть нетленный продукт умоприкладства человеческого! Нет им равных и не будет. Рассужденьем поделился Бумдитцпуппер.

Каюта в ракете была тесная, низкая, заставленная шкафчиками, сундучками, коробами, этажерками, ларями, среди которых громоздилась всяческая сложная аппаратура, полированная в тон к обоям на стенах.

Это была кают-гоп-стоп-привет-компания, она же – рубка управления, столовая, гостиная и спальня.

Туалет (с сидением на вате и чугунным рукомойником) был вынесен наружу, в теплую пристройку, – экипаж категорически на этом настоял.

Так что в космосе – и ближнем, и далеком – теперь летала масса удобрений…

Гостевой диванчик в углу за годы странствий весь облез, а край стола, что громоздился посреди каюты, вместо ножки подпирало суковатое полено. Ножка сломалась давно, при посадке в одном из миров.

Ракета была старой конструкции. Но летала исправно.

Экипаж любил ее пуще родного дома.

Был во всем ее обличье некий шарм, неуловимый сельский колорит.

Вроде бы и в дальнем космосе летишь, пространство покоряешь, а одновременно – как на даче…

Двое из экипажа, склонясь над столом, истово решали полувековой давности кроссворд – они взялись его решать еще в полете, сразу же, как стартовали, и, неукоснительно следуя мудрой поговорке: «Кончил дело – гуляй смело», домучивали теперь последнюю вертикаль, чтоб без помех уже начать первопроходствовать в неведомом миру.

Их капитан Матрай Докука – маленький, отрастивший себе изрядное брюшко человек совершенно неопределенных лет, в натуре лысый, однако в парике и с огненными бакенбардами – стоял, скрестивши руки на груди, и щурился, как кот, выглядывая в иллюминатор.

– Ну, вот и прилетели, – размышлял он вслух. – Пятая планета у меня. М-да… Прямо юбилейная цыфирь! Неужто и здесь – ничего? Хреново… Сами творим свою судьбу! Спеши не торопясь, вселенная не любит торопливых. Но – Контакт!.. Намек бы только… И – в ажуре!

– Это мы сейчас проверим, – на миг отрываясь от кроссворда, с готовностью откликнулся очкастый Пупель Еня, ракетный лекарь, швейцар, лингвист и зоологический футуролог. – Гей вы, братья, где вы, дурачье? – внезапно гаркнул он с такою силой, что капитан с испугу вытянулся во фрунт.

– Да тише ты! Людей пугаешь… – возмутился геолог, схимник, ракетный гусар, бармен и климатолог Ривалдуй. – Постеснялся бы – не на Лигере ведь! Чужая сторона…

Он было вскочил, но, зацепив ногой полено, обвалился вместе со столом.

– Так-так, – сказал Матрай Докука, – опять ты, Ривалдуюшка, мебель крушишь. В другой раз к столу тебя не подпущу. Питаться будешь на полу. Чини теперь!

Ривалдуй скорчил капризную гримасу, подкрутил свои могучие пшеничные усы и начал медленно вставать, кряхтя и опираясь на полено.

Потом брезгливо, одним пальцем, приподнял край стола и полено водворил на место.

– Ах, впервые оказался в новом мире!.. – меж тем восторженно поведал Пупель Еня, продолжая сидеть как ни в чем не бывало. – Сбылось-таки! Поверите, душа поет!..

– У всех поет, – буркнул Ривалдуй, для которого этот мир уже был третьим. – Оно, конечно, планетка ничего себе, цветет. Только и проводить здесь свои отпуска. Построить домик, разбросать аллеи, выставить забор…

– Вот-вот, – оживился Матрай Докука, – я так и знал. Да-авно подозревал… Ты жалкий практик, приятель. Никакого романтического пыла! Вот если бы ты вдруг предположил, что в ближайший час нас вышибут отсюда, я бы с удовольствием поспорил. А так… Даже и не интересно. Что скажешь, Пупель?

Пупель Еня оторвал свой зад от стула, с умным видом пересек каюту и наконец-то выглянул в иллюминатор. Смотрел он долго, изредка вздыхая и зачем-то загибая пальцы на руке.

– Не вижу следов разума, – сварливо произнес он. – Никаких. Девственный мир… Куда летели?!

– Это уж ты капитана спроси, он тебе расскажет, – гадко ухмыльнулся Ривалдуй и полез в шкафчик за бутылкой заветного питейного «Утренняя радость № 3» и мерными хрустальными стаканами. – Ну-ка, тяпнем за удачу. Всё же – прилетели. И ракета при посадке не побилась… Я всегда говорил, что мы – везучие!

– Везучие, – мигом подобрев при виде бутылки, согласился капитан. – Еще какие везучие! А ну-ка, Пупель, доставай грибочки. Вот отпразднуем – и можно выходить. Но как-то… маловато снеди на столе. Что, больше ничего нет в погребке?

Приписка на полях:

Иные умники от нашей праведной истории уж слишком часто что-то тычут пальцами в означенный ответ капитана, сокрушаясь над его потаенной горечью, которая-де была вызвана скудостью ракетных погребов. Это – несусветное вранье! В вахтенном журнале экспедиции дан точный перечень тех блюд, что были якобы съедены, и тех напитков, кои были якобы выпиты в то роковое утро: «Сытного: 40 чарок водки из люстрины, 6 кружек люстрины, 6 кружек сальского. Медов: 2 ведра вишневого, 2 ведра смородинного, 2 ведра обварного, 2 ведра паточного, 2 ведра цеженого; 3 ведра пива ячного; к ним хлебцы с калачами. Изросчатых еств с украшениями: 3 курника с древками, 3 пирога марцыфана, пирог белоужской. Гладких еств: блюдо пирогов кислых, блюдо пышек, блюдо пирогов пряженых, блюдо карасей больших тестовых, блюдо сырников, блюдо жаворонков тестовых, блюдо блинов тонких, блюдо блинов пышных, курник колобовой, курник пресной, блюдо пирогов подовых колобовых, коровай яцкой, коровай ставленый, блюдо пирогов ощипных. Кормов основных: гусь под черным зваром, косяк буженины, утя под лимоны, окорок свинины, куря под лимоны, куря под огорцы, тетерев под сливы, 3 ряби под лимоны, тетерев жаркой, 3 ряби жаркие, гусь жаркой, утя жаркое, порося жаркое, порося росолное, 3 куров жарких, кострец говядины, гусь во штях, утя, штуки в капусте, штуки с лимоном. Напитков от жажды: 24 фляги». Возможно, в цитируемой записи и содержатся отдельные поэтические преувеличения, однако общей достоверности они не умаляют. Мы полагаем, это просто перечень всех съестных запасов корабля. К тому же приведенный список (нами тщательно изученный и потому не подлежащий всяческим досужим уточнениям невежд) немало проясняет в нашей замечательной истории. Впредь желательно всё историческое делать натощак. И ничего заранее не пить. Рассужденьем поделился Бумдитцпуппер. (См. комментарий.) ^[1]