Красная камелия в снегу - Владимир Матлин Страница 3

Раухе перевел дух. Иоффе тоже молчал. Ева Исаевна сидела сосредоточенная, с закрытыми глазами, и невозможно было понять, слушает она разговор или прислушивается к звукам, доносящимся снаружи.

— Вот тогда я и придумал ход.

Раухе торжествующе посмотрел на супругов:

— Я сказал им: давайте проведем экспертизу. Давайте выслушаем мнение по этому вопросу крупных еврейских историков. Кто же может знать предмет лучше?

— Еврейских историков? — переспросил профессор. — Это, собственно, как понимать? Имеются в виду историки — евреи по национальности или специалисты по истории евреев?

— Ну, это значит: евреи — специалисты в данном вопросе. Там, в министерстве, меня отлично поняли. И согласились! Можете себе представить?

— Согласились, — проговорил профессор. — Ну, и кто же эти «еврейские историки»?

Раухе хлопнул себя ладонями по коленям:

— А уж кандидатуры подсказал я… Вы знаете, откуда я сейчас приехал?

— Из Берлина. По-моему, вы сказали — из Берлина.

— Я живу в Берлине. А сюда я приехал непосредственно из Варшавы. Атам я виделся… догадайтесь, с кем? С профессором Балабаном!

— С Меиром? — оживился Семен Евсеевич. — Как он там?

Раухе покачал головой:

— Нельзя сказать, что хорошо… В общем, так же, как вы.

— В гетто?

— Да, но… Я сказал профессору Балабану, кое-что можно изменить… в известных пределах, конечно. Я никакой административной власти не имею, но я получил заверения своего непосредственного начальника, а он человек влиятельный и очень заинтересован в результатах этой экспертизы. В двух словах я могу объяснить ситуацию. Он в министерстве человек новый, и с большим будущим, как все говорят. Он не связан ошибками прошлого руководства и сразу поддержал мою докладную. Для меня это вопрос научной истины, а для него — карьеры…

— Если я догадался правильно, меня тоже привлекают для экспертизы?

— Конечно! Господи, разве я до сих пор этого не сказал? Вот же, вот же…

Он опять схватил свой портфель и извлек плотную коричневую папку. Из нее он бережно вынул документ на бланке, украшенном орлом со свастикой в когтях.

— Вот, пожалуйста, официальная рекомендация привлечь вас в качестве эксперта.

Он положил бумагу на одеяло рядом с профессором. Тот, не притрагиваясь, разглядывал ее с интересом. Через некоторое время он проговорил без всякого выражения:

— Чуть ли не все мои работы перечислены…

— А как же, — с гордостью отозвался Раухе, — я целый день провел в библиотеке. Это было не просто: в общем фонде их нет. Ну, вы знаете государственную политику в отношении неарийских ученых… Но в специальном хранилище я разыскал. Да! Можете себе представить, я держал в руках даже рукопись вашей диссертации! С вашими поправками — можете представить?..

Это замечание не произвело на Иоффе впечатления. Все тем же бесцветным голосом он сказал:

— Вы говорите — научная истина. А привлекли для экспертизы только противников хазарской теории: Балабана, меня… кого еще?

— И что из того? — Раухе искренне недоумевал. — Вы же сами говорите, что это никакая не теория, а просто политическая спекуляция…

— Да они их убьют! Они их будут убивать, как нас, ты что — не понимаешь? — вдруг прокричала срывающимся голосом Ева Исаевна. Лицо ее стало пунцовым. — Этих людей надо спасти, слышишь, Семен? Иначе их будут убивать, как евреев!

— Ева, ради Бога, успокойся! — Иоффе взял жену за руку. — Почему ты кричишь? Мы же только обсуждаем…

— Как ты можешь это обсуждать? Он предлагает уничтожить еще один народ — ты это будешь обсуждать?

— Почему же уничтожить? — запротестовал Раухе. Караимы — евреи и должны разделять судьбу всего еврейского народа.

— Это значит — погибнуть! Вы, молодой человек, не знаете, что происходит? Нас заперли в гетто, сказали — чтобы охранить от толпы, но людей все время убивают. Уже два раза были погромы — власти ничего не сделали. На прошлой неделе опять расстреляли заложников… Люди мрут на этих принудительных работах… Неужели не ясно, чем это кончится?

— Ева, зачем ты все это говоришь?

— Как это «зачем»? Он приезжает из Берлина, от тех, кто все это сделал, и рассуждает с тобой о научной истине… А на самом деле они — убийцы, а он — с ними!..

Табуретка с грохотом отлетела в сторону. Раухе вскочил на ноги, лицо его было искажено. Он пытался что-то сказать, но не мог. Иоффе сжал руку Евы Исаевны, и она замолчала.

Тяжелая пауза длилась несколько секунд; наконец Раухе произнес:

— Я должен был… мне с самого начала следовало… — Он перевел дух. — Я вполне понимаю ваше положение, оно действительно ужасно. Наверное, я должен был начать с того, что не одобряю многого… Зачем нужно запирать в гетто таких людей, как вы? Или профессор Балабан? Все эти жестокости мне неприятны. Но от меня ничего не зависит. Мое дело — история, а этим занимаются другие люди. Если бы вы знали — какие… Но все же решения принимают не эти люди, они лишь исполнители. А такого решения — намеренно истребить целый народ — не существует. Я это могу сказать определенно, я бы сказал, если бы такое решение где-то приняли. — Голос его окреп, он говорил уже спокойно. — А что касается караимов, то, Ева Исаевна, стоит ли за них так беспокоиться? Вы знаете, сколько они причинили вреда остальным евреям? Сколько гадостей о евреях написали караимские хахамы? Один Фиркович чего стоит! Это он в 1859 году написал в Петербург, в сенат: «Караимам не присущи те пороки, которыми обладают евреи». Потому что-де, когда евреи распяли Христа, караимы жили в Крыму. А караимы как еврейская секта только появились через восемь веков после Христа… И вот эту чушь надо терпеть? Семен Евсеевич, неужели истории больше не существует?

Ева Исаевна хотела что-то сказать, но профессор опять сжал ее руку — она только покачала головой.

— Не знаю, Алик, что случилось с историей, — проговорил Иоффе. — Я больше ничего не понимаю…

— Но мы говорим о происхождении караимов, о том, что к хазарам они отношения не имеют. Хотя бы потому, что хазары исповедовали иудаизм в его обычном виде — с Талмудом, Мессией, раввинами, а караимы — нет! Это же исторические факты!

Профессор Иоффе покосился на лежавший рядом с ним на кровати документ — имперский орел со свастикой в когтях хищно смотрел по сторонам.

— Не знаю, Алик. Все это совсем не просто…

— Но позвольте! Не согласитесь же вы с хазарской теорией?

— А почему нет? — сказал профессор, твердо глядя в глаза Раухе. — Вполне возможно… Караимы говорят по-тюркски, как хазары…

Раухе дернулся, как от удара. Он хотел что-то сказать, затем резко повернулся к стенке, схватил с пола свой плащ и начал его надевать. Рука застряла в рукаве. Он высвободил руку, бросил плащ на пол. Затем повернулся к профессору: