Imperium - Александр Айзенберг Страница 3

– Я хочу поиграть.

– Только тихо-тихо.

– А с чего начнем?

– Ну, хотя бы… Вот это…

КТО ХОЧЕТ СТАТЬ БОГОМ?

Тит Флавий Веспасиан, родившийся в небольшой деревеньке около Реате поблизости Рима, сидел один в императорских покоях и думал. Мыслей было много. Были толковые, были очень умные, были так себе. Недостатка в мыслях не было. Наоборот. Их было слишком много. Как волн в море. И также они разбивались, налетая друг на друга и ударяясь о камни берега. А над всем этим, как пугало на поле, торчал вопрос: что же будет с империей, Юпитер Капитолийский, разрази тебя гром! с самим Римом?… После всех этих сволочей Неронов, Отонов… Бедный Юпитер… Ведь и Капитолий разрушили во время всего этого…

Вопрос вопросом, но голове, которая раскалывалась на части, как арбуз под ударом кулака центуриона Лупа, не переставая, каркал ворон, такой же старый, хитрый, себе на уме, как и он «Оно тебе надо? Старый дурень, тебе же уже к семидесятнику. Ну! Плюнь на все и сажай груши. Вообще, кому это все надо?

Видишь, не так все просто… Оно так, но не так… Пережить психопата Калигулу – ну, он больной был, конечно, – Этого Клавдия, почти императора, состоящего при своих женах – язвах Мессалине и Агриппине, не говоря уже о Нероне… Слава Богам, свинья не съела, но здорово тогда я спасся, когда заснул под пение покойного императора Нерона, не про меня будь сказано…

«Теперь, парень, ты сам император. Ну-ну»… Веспасиан посмотрел в зеркало, ехидно подмигнул самому себе: «Цезарь!» Где-то в глубине души он все же был доволен. Не каждый так выглядит в этом возрасте. Особенно ему понравилась здоровенная шея. – Толстая, как пень.

Хоть посмотрю на себя, пока никто не мешает. Да-а… Опытная морда… Много повидал… Деловой человек. Правильный до тошноты. А что же? Нос навис крючком, как коготь. Каменный подбородок, как пресс-папье на заемных бумагах. Сжатые губы, тонкие и резко очерченные. Плотные щеки. Голова, лысеющая со лба, похожая на равнобедренную трапецию вверх ногами. Чуть заметные брови. -Ясные цепкие глаза. Лицо с зарождающейся, довольной улыбкой удовлетворенного собой человека.

Хорошего роста, сложения крепкого и плотного… Вот выражение лица у меня натужное. Как на горшке… Тот парнишка смешно сказал, когда я его попросил пошутить: – Пошучу, когда опорожнишься. – Хе-хе-хе… Га-га… Кх-хе… Ладно…

Нужно было сорок миллиардов сестерциев, чтобы поднять государство на ноги… Берем потихоньку, но какие деньги! Думай, император, думай… Да, пока не был императором, так не гавкали. Философ, зараза, собачий, сегодня залаял на меня. Циник! Действительно, пec! Я ему так и сказал… Попробовал бы он на Калигулу или Нерона гавкнуть… Ну его, это императорство! Как вспомню триумф… Ну-у, болтуны свистели: «В честь победы в Иудейской войне!…» Чуть не кончился во время парада под всеми лаврами. А! Поделом мне, старику: как дурак, захотел триумфа, словно предки мои его заслужили, или сам я мог о нем мечтать…

Но на этом гаде я – таки сегодня отыграюсь. Как это он мне сказал, когда при Нероне меня выгнали из Рима, и я его спросил: «Куда же мне теперь?» Вот наглец. Правда, позже, когда я уже был императором, стал просить прощения, так я ему сказал:

– Пошел ты!… Ты понял? – Да.

Ничего, пусть меня зовут скрягой, селедочником, ослятником – как угодно – я таки вытяну наш добрый Рим из этого дерьма. Как тогда, когда после Гальбы, Отона и Вителлия – горе – цезарей я спас город от голода… Хорошо, что я еще из Египта перед тем как увидеть римскую волчицу отправил корабли с зерном. Да, а когда они прибыли, то оказалось, что запасов хлеба оставалось меньше, чем на десять дней… Чхал я на них! Будут им налоги. Новые и старые… Ишь, уже Тит возмущается! Пусть возмущается. Даже хорошо, что возмущается. Я – плохой, а он – сын, наследник – надо, чтобы был хороший… Сегодня пришел ко мне:

– Как так, что обложили налогом сортиры?

Возмущался нововведением… А что тут особенного? Какая разница, с чего? Было бы много А туда все ходят. Пусть сидят, э – г… м-м… и вспоминают императора. Хе… Я ему сунул в нос пару золотых денариев, а потом спрашиваю, чувствует ли он какой-либо особо неприятный запах. Титунчик понюхал и сказал, что нет… А ведь это деньги с мочи… Non оlet! Не пахнут! Ничего, пусть говорят… Что я скупаю, а потом перепродаю, что продаю должности хапугам и оправдания подсудимым, что самых хищных чиновников нарочно продвигаю на хорошие места, чтобы дать им нажиться, а потом засудить. Как тот жаловался? Что я им, как губкой, попользовался? Сначала сухому дал намокнуть, а потом мокрого выжал? Пусть мне будет хуже. Я еще у этого паршивца сегодня наживу, который меня посылал. Он просил «брату» должность дать. Посмотрим на того «брата»… Только, чтобы не такой, как сегодня утром. Духами пахнет! Восточными! Мужик – и духами, как трехсестерциевочка… Уж лучше бы он вонял луком!… Забрал я у него… забрал место… А деньги оставил… Однако, пора бы этому нероновцу появиться… Ага… Ну, вот и он.

– Так ты пришел… Ну, есть этот человек?

– Божественный, мы оба припадаем к твоим лучезарным стопам, я и мой брат.

Как телята лижут, аж щекотно.

– Ну, ладно. Ты за дверью подожди… Я сам с твоим родственником поговорю… Давай, давай… Как тебя зовут, парень?

– Гай Гаргилий Гемон, божественный.

– Гай Гаргилий Гемон… Это хорошо… Сколько ты ему пообещал за должность управителя? Говори… Другого выхода нет, ты же знаешь. Пять тысяч?! Юпитер Великий! Вот аферюга! Значит так, давай эти пять штук сюда, и я тебе делаю это место… Четыре… пять тыс… сяч… Ну, будь здоров, Гай Гаргилий Гемон…

Старый воин – мудрый воин… Хе-хе… брат… Нет, парень, ищи себе другого брата, а это теперь мой брат!

Веспасиан подбежал к закрывшейся двери и успел-таки подслушать: – Грошовая побирушка!

Император вытер пот со лба и устало улыбнулся: «Вот гнусный александриец! Но сейчас я его нашел! X-ха! Дешевкой не рождаются, ею становятся… Как тогда орали в Александрии Титу, когда он объявил о снижении налогов?… „Мы его прощаем (меня!) Он просто не умеет быть цезарем“.

Цезарем… Там, в Александрии, привыкли к своим Птолемеям… Какая бы сволочь не была – лишь бы божественная… А у нас?… Тоже есть разные… Но только люди уже устали от всего этого. Как расцветет какой-нибудь очередной пустоцвет, так и наступил золотой век, так и пришло к нам любимое Богами солнце с какой-то особенной миссией… А жрать нечего… И что будет завтра тоже не знаешь… И все воинственные такие. Одному тебе, деревенщина, ничего такого не надо… Но пора уже порядку быть, в самом деле… И придется все-таки тащить на собственной спине обломки, как тогда на восстановлении Капитолия…

Веспасиан вспомнил тяжесть плит, как тянуло поясницу… непроизвольно потер то самое место короткими тяжелыми негнущимися пальцами.

Да, главное – это мир… Потом остальное… Чтобы не могли тебя прирезать в твоей постели так: просто потому, что кто-то захотел… Чтобы не было голода… Делаем потихоньку, делаем…