1982, Жанин - Аласдар Грэй Страница 3

Кем и где бы ни хотелось мне быть, я привязан собственной матерью к одному-единственному персонажу и месту, в то время как сексуальная золотоискательница отправляется навстречу своей судьбе и находит в фешенебельном пригороде гораздо больше, чем рассчитывала.

1: Это хорошая комната. Она могла бы находиться в Бельгии, в Соединенных Штатах, может быть, в России, наверняка в Австралии, в любой стране, где комнаты имеют обои на стенах, ковер и занавески, украшенные тремя разновидностями орнаментов. Коричневая мебель закрывает собою почти все орнаменты. Остается совсем немного открытого пространства между платяным шкафом, туалетным столиком в стиле тридцатых, креслом с бокалом виски на нем и двуспальной кроватью, где меж резным викторианским изголовьем и таким же изножьем лежу я (так и не раздевшись). Есть тут и современная раковина для умывания, торчит фрагмент водопровода, трубы которого скрыты в штукатурке, а не проложены поверх нее, как в некоторых комнатах, где мне приходилось бывать. Но здесь нет Библии. В любой американской спальне есть Библия, так что я определенно не в Штатах. Жаль. Не люблю чувствовать себя ограниченным. Я бы мог сейчас быть сотней самых разных мужчин: бродячим торговцем в шерстяном или твидовом костюме, фермером, аукционером, туристом или одним из этих лекторов, которые в полутемных помещениях читают шести домохозяйкам среднего возраста и отставному сержанту полиции лекцию о Влиянии Ван Гога на Сыпную Молочницу в Последние Дни Помпеи. Не важно, как я зарабатываю себе на жизнь. Меня этот вопрос перестал мучить, я просто больше об этом не думаю. Во мне нет ничего загадочного. Синие полевые колокольчики на этой занавеске отделяют меня от главной улицы города, пережившего свой расцвет в те далекие времена, когда были вырезаны из дерева фигурные набалдашники на спинках моей кровати, – это может быть Нэрн, Киркалди, Дамфрис или Пиблс. Это точно Пиблс или Селкерк. Если это Селкерк, то сегодня среда. А если это Пиблс, то завтра вечером, Жанин, я буду в Селкерке.

Жанин волнуется, но пытается не подавать виду, однако ей так долго пришлось не подавать этого виду, что, несмотря на все попытки придать голосу беспечный оттенок, он звучит хрипло, когда она спрашивает:

– Скоро мы приедем?

– Минут через десять, – отвечает водитель, хорошо одетый толстяк, который вдруг останавливает машину. Стоп. Я должен сначала раздеться.

Моя проблема – секс, а отнюдь не алкоголь. То есть я, конечно, алкоголик, но не пропащий пьяница. Никогда не шатаюсь, язык у меня не заплетается, вполне себя контролирую, и работа не страдает. Денежная работа – пришлось получить образование, чтобы на нее устроиться, – но зато теперь я могу совершенно не задумываясь делать все необходимое и даже отвечать при этом на вопросы. Почти любая работа в наше время так делается. Если половине нации сделать лоботомию – никто и не заметит, все спокойно будет идти своим чередом. За нас думают политики. Хотя, нет, не думают.

«Но, господин премьер-министр, за последние двадцать лет процентные ставки/инфляция/безработица/бездомность/забастовки/пьянство/развал в социальных службах/преступность/смертность среди политзаключенных постоянно возрастают, как вы боретесь с этим?» «Как я рад, что ты задал этот вопрос, Майкл. Конечно, все это так, но не можем же мы изменить ситуацию в одно мгновение».

Нет, если кому в наши дни и приходится думать, так это людям с фондовой биржи и членам восточных коммунистических партий. В этих сферах долго не протянешь, если соображать не горазд. Все остальное человечество выполняет что ему велят, и следует за политиками – вот так нам всем нужно себя вести. Если бы большинство попыталось действовать разумно и на свое усмотрение, к чему это привело бы? К анархии. Некоторые профсоюзы, например, делают попытки в этом направлении. Почитайте, что о них пишут газеты. В России профсоюзам этого не позволяют. Так что же нам делать с этой разумностью, которая нам не нужна и которой мы не можем воспользоваться? Пригасить ее, вот что. Домохозяйкам – валиум, школьники пусть нюхают клей, взрослым – марихуана, безработным – гнилое южноафриканское вино, пиво – работягам, спирт – мне и той компании, которую я оставил внизу пятнадцать минут назад. Правда, когда я пытаюсь припомнить эту компанию, сразу всплывают в памяти несколько гостиничных баров, отделанных деревянными панелями, фальшивыми каминами, дверью, ведущей в холл, открывающейся на улицу Данди или Перта, или Пиблса, и все они заполнены людьми, которые говорят: