Лохless. Повесть о настоящей жизни. Народный роман-пародия - Алексей Швецов Страница 3

Не от работы кони дохнут, а от перекуров.

Без работы волки целы.

Пословицы

Следующим утром я бреду на работу, точнее, ползу, потому что чувствую себя выжатым как лимон. Следует сказать, что тружусь я простым грузчиком на центральном складе большой компании. Компания эта является комским филиалом огромной московской мультикорпорации по производству и продаже глобусов. Кому в таких количествах требуются глобусы, я не знаю, но наш склад забит готовой продукцией под завязку. И что совсем уж любопытно, глобусы расходятся на ура. От клиентов реально нет отбоя.

Как мне рассказывали знающие люди, один головастый чел еще лет десять назад замутил небольшую контору по производству глобусов. Начинание оказалось успешным. Чувак поднимал нехилую прибыль от продаж копий матушки-земли. Но, как и в любой сказке, всему приходит конец. Не всегда желанный, но всегда большой и толстый. Хозяин новоявленного предприятия, конкретно офигев от посыпавшегося на него бабла, решил, что отныне всегда будет жить в шоколаде и в атмосфере перманентного праздника. Но жизнь не по средствам, которую себе позволял герой и ударник бизнеса, постепенно загнала его в большие долги. И в один прекрасный, а может, и не очень день в двери его офиса постучалась группа кредиторов, специально выславшая для переговоров парламентеров, которые были представлены ребятами не самого хрупкого телосложения. Ребята на пальцах (или, что весьма вероятно, на кулаках) объяснили чуваку, что по долгам полагается платить. Чтобы рассчитаться с долгами и избавиться от пристального внимания к своей персоне околокриминальных элементов, герой вынужден был продать часть своего успешного бизнеса. Покупателями оказались вездесущие китайские бизнесмены. Трудолюбивые, как стая муравьев, китайцы, имея в своих цепких руках контрольную часть пакета акций, расширили и приумножили бизнес, вышли на международный рынок, претворяя, таким образом, в жизнь страхи домохозяек о мировой глобализации. Так получилась контора, в которой я имею возможность заработать на кусок хлеба и стакан сорокаградусного энергетического напитка.

Наш милый, уютный склад находится практически за городом. Чтобы доехать на работу надо реально потратить полтора часа времени. Я топчусь на автобусной остановке в общей толпе спешащих на свои рабочие места. Люди нехотя переругиваются, зевают, курят, плюют, вяло втягиваясь в эти бредовые будни, размазывая свои мозги по морозной утренней суете. Я медленно обшариваю глазами остановку и натыкаюсь на довольно интересного чувака. Мятая, как туалетная бумага, кожаная куртка, грязная и пропахшая сигаретным дымом, такое же мятое лицо, с красными похмельными глазами и пересохшими губами, под нелепой фуражкой. Он стоит в общей массе, органично в нее вписываясь в своей фуражке, как памятник Ленину в толпе митингующих коммунистов. По трясущимся рукам и дрожащим губам чувака видно, как ему несладко после вчерашнего. Среди серой массы траурной процессии, ожидающей транспорт, таких — большинство. Нажраться до чертиков, упиться в говно с тем, чтобы завтра умирать с похмелья. В чем смысл? В чем кайф? И я, наверное, выгляжу точно так же. Бред! Вы понимаете, что это полный бредофальшак? Самое глупое и ужасное заключается в том, что все мы делаем это по своей собственной воле, совершенно четко осознавая, что это полный фальшак, тупизм и все такое.

С этими глубокими мыслями я поднимаюсь в подошедший автобус, протягиваю кондуктору последний червонец и тупо сажусь у окна, уставившись в пасмурное небо напряженными глазами. Мелкие и редкие снежинки разбиваются о стекло. Чувак, которого я разглядывал на остановке, тяжело опускается рядом. Смрад перегара и нечищеных зубов окутывает меня волной. Я физически ощущаю, как неровно бьется его сердце и как нервно стучат его нечищеные зубы.

– Слышь, землячок, — обращается он ко мне, — который час?

– Семь сорок.

Мужик успокаивается и тяжело вздыхает.

– А день какой? — вновь обращается он ко мне.

– Понедельник.

– Значит, на работу все-таки надо, — он не то спрашивает, не то утверждает.

– Надо, — соглашаюсь я с ним.

Вижу, что чувака что-то реально беспокоит. Он смотрит по сторонам и, не находя ответа на судьбоносные вопросы, пожирающие его изнутри, говорит мне:

– Друг, ты только не думай, что я свихнулся. В натуре. Я, мать ее, еще в пятницу с утра забухал.

Я понимающе киваю.

– Так ты мне скажи, — продолжает он, — щас вечер или утро? А то мне в ночь выходить.

– Утро, — отвечаю я.

Чувак недоверчиво вглядывается в серое ненастное небо.

– Утро туманное, — добавляю я.

– Ясно, — скорбно произносит мужик и с чувством меня благодарит.

На следующей остановке он встает и выходит. Меня разбирает приступ утробного смеха, но я сдерживаюсь. По сути-то, нет ничего смешного! Мы все такие. Вся страна живет так, не зная, день сейчас или ночь. Мы все так живем, не осознавая, в каком бесперспективном дерьме копошимся.

Автобус доехал до конечной остановки. И вот я, бывший учитель русского языка и литературы, бреду навстречу новому дню. Прохожу через проходную и шагаю к долбаному складу № 8, где буду до вечера тупо грузить эти гребаные глобусы.

Итак, на проходной я показываю пропуск и с усилием подталкиваю заедающий турникет. За четыре года я уже привык к нему, как муж привыкает к сварливой жене или как неряха — к вечно расстегнутой ширинке.

Я здороваюсь со всеми встречными. С похмелья я всегда подчеркнуто вежлив, хотя в эти минуты никого не хочется видеть.