Здравствуй, грусть - Франсуаза Саган Страница 3

Книгу Здравствуй, грусть - Франсуаза Саган читаем онлайн бесплатно полную версию! Чтобы начать читать не надо регистрации. Напомним, что читать онлайн вы можете не только на компьютере, но и на андроид (Android), iPhone и iPad. Приятного чтения!

Здравствуй, грусть - Франсуаза Саган читать онлайн бесплатно

Здравствуй, грусть - Франсуаза Саган - читать книгу онлайн бесплатно, автор Франсуаза Саган

Ознакомительный фрагмент

В пять часов приехали отец с Эльзой. Я смотрела, как он выходит из машины, и пыталась понять, может ли Анна его любить. Он шел быстрым шагом, слегка откинув голову назад. И улыбался. Я подумала — вполне возможно, что Анна его любит, какая угодно женщина может его полюбить.

— Анна не приехала, — крикнул он. — Надеюсь, она не выпала из вагона.

— Она у себя в комнате, — сказала я. — Она приехала на машине.

— Вот как! Отлично. В таком случае передай ей этот букет.

— Вы принесли мне цветы? — раздался голос Анны. — Очень мило.

Она спускалась по лестнице навстречу ему, спокойная, улыбающаяся, в платье, которое будто и не лежало в дорожном чемодане. Я с огорчением подумала, что она сошла вниз, только когда услышала, что приехала машина, а могла бы это сделать немного раньше, чтобы поболтать со мной, хотя бы о моем экзамене, на котором я, кстати сказать, провалилась! Последнее соображение меня утешило.

Отец бросился к ней, поцеловал ей руку.

— Я четверть часа простоял на платформе с букетом в руках и с дурацкой улыбкой на лице. Слава богу, вы все-таки приехали! Вы знакомы с Эльзой Макенбур?

Я отвела глаза.

— Мы, кажется, встречались, — ответила Анна самым любезным тоном. — Моя комната великолепна. Как мило с вашей стороны, Реймон, что вы пригласили меня погостить — я очень устала.

Отец просто из кожи вон лез. Ему казалось, что все шло как нельзя лучше. Он ораторствовал, откупоривал бутылки. Но перед моим мысленным взором попеременно возникало то страстное лицо Сирила, то лицо Анны — два лица, искаженных бурным душевным порывом, и я сомневалась, протекут ли наши каникулы так безмятежно, как полагает отец.

Наш первый ужин прошел очень весело. Отец и Анна говорили

об общих знакомых, немногочисленных, но весьма колоритных. Я с удовольствием слушала их болтовню, пока Анна не объявила, что компаньон моего отца — микроцефал. Это был большой любитель выпить, но славный малый, и мы с отцом не однажды весело ужинали с ним втроем.

— Ломбар такой забавный, Анна, — возразила я.-С ним не соскучишься.

— Согласитесь, что он человек недалекий, и даже его юмор…

— Может, у него не совсем обычный склад ума, но…

— То, что вы называете складом ума, скорее можно назвать

спадом, — снисходительно бросила она.

Краткость, законченность ее формулировки привели меня в восторг. Бывают фразы, от которых на меня веет духом изысканной интеллектуальности, и это покоряет меня, даже если я не до конца

их понимаю. Услышав фразу Анны, я пожалела, что у меня нет

записной книжки и карандаша. Я сказала ей об этом. Отец рассмеялся.

— Во всяком случае, ты у меня не обидчива.

Мне не на что было обижаться, потому что в Анне не чувствовалось никакой недоброжелательности. Она была слишком равно-душна, и в ее суждениях отсутствовали категоричность и резкость, свойственные злости. Но от этого они становились лишь еще более меткими.

В этот первый вечер Анна, казалось, не заметила вольной или невольной рассеянности Эльзы, которая вошла прямо в спальню отца. Анна привезла мне в подарок свитер из своей коллекции моделей, но сразу пресекла поток моих благодарностей. Изъявления благодарности ей досаждали, а так как мне никогда не хватало красноречия для выражения восторга, я и не стала себя утруждать.

— По-моему, эта Эльза очень мила, — сказала Анна, когда я собралась уходить.

Она не улыбаясь смотрела мне прямо в глаза — она искала в них подозрение, которое во что бы то ни стало стремилась развеять. Она хотела заставить меня забыть, что в первую минуту не смогла сдержаться.

— Да-да, она очаровательная, гм, девушка… очень славная. Я запнулась. Она рассмеялась, а я ушла спать раздосадованная. Засыпая, я думала о том, что Сирил, наверное, танцует в Каннах с девицами.

Я чувствую, что опускаю, вынуждена опускать главное — присутствие моря, его неумолкающий ритмичный гул, солнце. Точно так же я не могла бы описать четыре липы во дворе провинциального пансиона, их аромат и улыбку отца на вокзале два года назад, когда я вышла из пансиона, — улыбку смущенную, потому что у меня были косы и на мне было безобразное темное, почти черное платье. А потом в машине — внезапную вспышку торжествующей радости: он обнаружил, что у меня его глаза, его рот, и понял, что я могу стать для него самой любимой, самой восхитительной игрушкой. Я ничего не знала — он открыл мне Париж, роскошь, легкую жизнь. Наверное, большинством моих тогдашних удовольствий я обязана деньгам — наслаждением быстро мчаться в машине, надеть новое платье, покупать пластинки, книги, цветы. Я и по сей день не стыжусь этих легкомысленных удовольствий, да и называю их легкомысленными потому лишь, что их так называли при мне другие. Уж если я и стала бы о чем-то жалеть, от чего-то отрекаться, — так скорее от своих огорчений, от приступов мистицизма. Жажда удовольствий, счастья составляет единственную постоянную черту моего характера. Может, я слишком мало читала? В пансионе читают только нравоучительные книги. А в Париже мне читать было некогда: после занятий друзья затаскивали меня в кино — я не знала имен актеров, это их удивляло, — или на залитые солнцем террасы кафе. Я упивалась радостью смешаться с толпой, потягивать вино, быть с кем-то, кто заглядывает тебе в глаза, берет тебя за руку, а потом уводит прочь от этой самой толпы. Мы бродили по улицам, доходили до моего дома. Там он увлекал меня в подъезд и целовал: мне открылась прелесть поцелуев. Неважно, как звались эти воспоминания: Жан, Юбер или Жак — эти имена одинаковы для всех молоденьких девушек. Вечером я взрослела, выезжала с отцом в общество, где мне было нечего делать, где собиралась довольно разношерстная компания, и я развлекалась и развлекала других своей юностью. На обратном пути отец высаживал меня у дома, а потом чаще всего провожал свою даму. Я не слышала, как он возвращался.

Я не хочу, чтобы создалось впечатление, будто он афишировал

свои связи. Он просто не скрывал их от меня, вернее, не искал фальшивых и благовидных предлогов, почему та или иная его приятельница так часто завтракает с нами или почему она водворяется у нас в доме — к счастью, временно! Так или иначе, я не-долго пребывала в неведении насчет того, какого рода отношения связывают его с нашими «гостьями», а он, без сомнения, дорожил моим доверием и к тому же избавлял себя таким образом от обременительной необходимости изощряться в выдумках. Расчет был превосходен. Одна беда — я на некоторое время усвоила трезвый цинизм во взглядах на любовь, что, принимая во внимание мой возраст и жизненный опыт, выглядело скорее смешным, чем страшным. Я охотно повторяла парадоксы, вроде фразы Оскара Уайльда: «Грех — это единственный яркий мазок, сохранившийся на полотне современной жизни». Я уверовала в эти слова, думаю, куда более безоговорочно, чем если бы применяла их на практике. Я считала, что моя жизнь должна строиться на этом девизе, вдохновляться им, рождаться из него как некий штамп наизнанку. Я не хотела принимать в расчет пустоты существования, его переменчивость, повседневные добрые чувства. В идеале я рисовала себе жизнь как сплошную цепь низостей и подлостей.

,

В издательстве Бернара встретил Ален, явно очень возбужденный.

– Тебе звонила Беатрис, она просила, чтобы ты немедленно позвонил ей. – С Беатрис у Бернара сразу после войны был довольно бурный роман. С тех пор он разговаривал с ней как-то снисходительно-нежно, и это не давало покоя Алену.

– Бернар? – Беатрис говорила хорошо поставленным голосом, как в лучшие свои времена. – Бернар, ты знаешь N? У тебя ведь издаются его пьесы, да?

– Знаю немного.

– Фанни слышала, как он сказал, что хотел бы видеть меня в своей новой пьесе. Мне надо с ним встретиться и поговорить. Бернар, сделай это для меня.

Что-то в ее голосе напомнило Бернару лучшие дни их послевоенной молодости, когда оба они, вырываясь из уютных добропорядочных домов, встречались, не зная, где раздобыть сто франков на ужин. А однажды Беатрис даже удалось занять тысячу франков у одного хозяина бара, известного своей скаредностью. Просто благодаря вот этому своему голосу. Такая сила убеждения встречается нечасто.

– Я все устрою. Ближе к вечеру позвоню тебе.

– В пять часов, – твердо сказала Беатрис. – Бернар, я тебя люблю, я всегда тебя любила.

– Целых два года, – смеясь, ответил Бернар.

Продолжая смеяться, он обернулся к Алену и увидел выражение его лица. И тут же отвернулся. Голос Беатрис раздавался на всю комнату. Бернар заговорил снова:

– Ладно. Но я ведь в любом случае у Алена тебя увижу?

– Да, конечно.

– Он здесь, рядом со мной, хочешь с ним поговорить? – сказал Бернар, не зная, зачем задает этот вопрос.

– Нет, мне некогда. Скажи ему, что я его целую.

Малиграсс уже протянул руку к телефонной трубке. Бернар, стоя к нему спиной, видел только эту ухоженную руку с сильно вздувшимися венами.

– Обязательно скажу, – ответил он, – до свидания.

Рука опустилась. Бернар подождал секунду-другую, потом обернулся.

– Она вас целует, – сказал он наконец, – ее кто-то ждет.

И почувствовал себя очень несчастным.

* * *

Жозе остановила машину возле дома Малиграссов на улице Турнон. Было уже совсем темно, и в свете уличного фонаря тускло мерцали пылинки на капоте и мошкара на стекле.

– В общем, я с тобой не иду, – сказал молодой человек, – ей-богу, не знаю, о чем с ними говорить. Лучше пойду позанимаюсь.

Жозе как-то сразу и обрадовалась, и расстроилась. Неделя с ним в деревне показалась ей довольно тягостной. Он то молчал как рыба, то был чрезмерно общителен. И спокойствие его, как и его полувульгарность, отпугивали ее теперь не меньше, чем раньше притягивали.

– Я позанимаюсь и приду к тебе, – сказал молодой человек. – Постарайся вернуться не слишком поздно.

– Я вообще не знаю, вернусь или нет, – возмущенно ответила Жозе.

– Тогда так и скажи, что мне без толку приходить. Машины у меня нет.

Жозе не могла понять, что он при этом думал, и положила ему руку на плечо.

– Жак!

Он приветливо посмотрел ей прямо в глаза. Она погладила его по щеке, и он слегка нахмурил лоб.

– Я тебе нравлюсь? – с усмешкой спросил он.

«Забавно… он, должно быть, думает, что я без него жить не могу или что-нибудь в этом роде. Жак Ф… студент медицинского факультета, мой кавалер. Все это комично. И дело даже не в физиологии, я не могу понять, то ли меня притягивает к нему собственное мое в нем отражение, то ли отсутствие этого отражения, а может, просто он сам. Но он же неинтересен. Даже не жесток. Но он существует, вот и все».

– Нравишься, и вполне, – сказала она. – Это пока не великая страсть, но…

– А великая страсть ведь и правда существует, – серьезно заявил он.

«Бог мой, – подумала Жозе, – он, должно быть, влюблен в какую-нибудь юную, воздушную блондинку, которую сам выдумал. Интересно, способна ли я ревновать его?»

– У тебя уже была великая страсть? – спросила она.

– У меня – нет, а вот у приятеля была.

Жозе расхохоталась, он посмотрел на нее, не понимая, обижаться или нет, потом тоже расхохотался. Но смеялся не весело, а как-то сипло, почти зло.

* * *

Беатрис вошла к Малиграссам как победительница, и даже Фанни была поражена ее красотой. Ничто так не идет к лицу некоторым женщинам, как всплески амбиций. Любовь делает их безвольными. Ален Малиграсс бросился навстречу Беатрис, чтобы поцеловать ей руку.

– Бернар уже пришел? – спросила Беатрис.

Она искала глазами Бернара среди дюжины уже прибывших гостей и чуть было не оттолкнула Алена, тот отстранился, радость и приветливость так мгновенно сошли на нет, что опустошенное лицо его стало похоже на гримасу. Бернар сидел на диванчике рядом с женой и каким-то молодым человеком. Хотя ей было ни до чего, Беатрис сразу же увидела Николь и пожалела ее: та сидела прямо, держа руки на коленях, со смущенной улыбкой на губах. «Надо научить ее жить», – подумала Беатрис, почувствовав в себе прилив доброты.

– Бернар, – сказала она, – ты отвратителен. Ну почему ты не позвонил мне в пять? Я тебе десять раз звонила на работу. Здравствуй, Николь.

– Я встречался с N, – торжествующе ответил Бернар. – Завтра в шесть мы втроем увидимся за коктейлем.

Беатрис плюхнулась на диван, слегка задев незнакомого ей молодого человека. Извинилась. Подошла Фанни:

– Беатрис, ты не знакома с племянником Алена, Эдуаром Малиграссом?

Теперь она увидела его и улыбнулась. В лице Эдуара было нечто неотразимое, какая-то необыкновенная юность и доброта. Он смотрел на нее с таким удивлением, что Беатрис, а вслед за ней и Бернар рассмеялись.

– В чем дело? Я так плохо причесана или похожа на сумасшедшую?

Беатрис очень хотелось, чтобы ее считали сумасшедшей. Но тут она сразу поняла, что этому молодому человеку она показалась очень красивой.

– Вы вовсе не похожи на сумасшедшую, – сказал он. – Я весьма сожалею, если вы подумали, что…

Вид у него был ошарашенный, и она, почувствовав себя неловко, отвернулась; Бернар, улыбаясь, смотрел на нее. Молодой человек поднялся и неуверенной походкой пошел к накрытому в гостиной столу.

– Он без ума от тебя, – сказал Бернар.

– По-моему, это ты совсем без ума, я же только что вошла.

Но сама она уже была уверена в том же. Она очень легко допускала, что кто-то без ума от нее, но особенно этим не хвасталась.

– Такое случается только в романах, но этот молодой человек и впрямь словно сошел со страниц романа, – сказал Бернар, – он приехал в Париж из провинции, никогда никого не любил и в глубоком отчаянии признает это. Но теперь его ждет отчаяние другого рода. Наша прекрасная Беатрис заставит его пострадать.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы

Комментарии

    Ничего не найдено.