Маленькая хня. Рассказы и повести - Лора Белоиван Страница 3

«Мало ли что» случилось почти сразу, как только возле причала на острове не осталось ни единого пассажира, кроме меня. Я сидела на леере, размышляя, как бы достать сигарету, когда обе руки держатся за перила, и смотрела в близкую воду. В воде плескались радуга, размокшие бычки, щепочки, инсулиновый шприц, хребет камбалы и пара целлофановых пакетов. Достать из кармана сигарету без помощи рук не получалось, поэтому я слезла с леера и увидела мужчину. Он смотрел прямо на меня, стоя буквально в двух шагах. Одет он был в джинсы, китайскую (хотя, может, и корейскую) кожаную куртку светло-рыжего цвета, а на голове его была красная бейсболка с синей надписью «USA Navy — forever». В руках он держал какую-то темную тряпку.

Я рассмотрела эти детали за какое-то оглушительно короткое, пахнущее карбидом мгновение, а потом набрала полные легкие отравленного воздуха и упала в обморок. А когда очнулась, упала во второй раз, так как прямо над собой увидела озабоченный портрет Пушкина работы Кипренского. Изысканно матерясь, портрет хлопал меня по щекам перчатками. Красная бейсболка была перевернута козырьком назад.

— Тетенька, извольте более не пугать меня, — сказал Пушкин, когда я окончательно пришла в себя. Он встал с коленок и отряхнул джинсы все теми же перчатками, принятыми мною за тряпку.

— Какая я вам тетенька, — сказала я, — я на 27 выгляжу. Ну, на 28.

— Ваш почтенный возраст, конечно, стал для меня предметом некоторого разочарования, — сказал Пушкин и подал мне руку, чтобы я поднялась с частично асфальтированной земли. — а Цербер, друг, блядь, pardon, человека — порядочная, между нами говоря, свинья! Хоть бы предупреждал... Фу, как пахнет.

Ага, таки правда пахнет.

— Цербер, значит? — промямлила я, — а я-то думала, немец он.

— Грек, — небрежно, но очень ловко цвыркнул сквозь зубы Пушкин, попав прямо в глаз висевшему на билетной кассе Сергею Чигракову, — пойдемте, тетенька, пора уже начинать. У нас с вами, увы, не так уж много времени.

Подойдя к самому краю причала, Пушкин перегнулся через леер и крикнул кому-то, сильно извернувшись вправо:

— Захарон Андреич! Свободен, брат! Встретили!

Я выгибаться не стала: зашла с другой стороны заколоченной будки и увидела почти анфас белый прогулочный катер, отваливающий от берега. Закатное солнце, стекающее по лобовому иллюминатору, великолепно маскировало таинственного драйвера. Карбидная вонь растворилась в слабеньком норде.

— Пойдемте, тетенька! — кивнул великий русский поэт.

— Меня, кстати, Лора зовут, — сказала я.

— Мне это как-то похуй, — сообщил Александр Сергеевич и ступил на воду. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за своим подопечным.

— Куда мы идем? — спросила я, топая по Босфору Восточному и стараясь, чтобы волны (пару баллов все-таки было) не перехлестывали выше шнурков на кроссовках.

— В кабак, — сказал поэт, — очень хочется осетрины. Ну, и цыгане чтобы были [1].

Мы с Пушкиным пересекли Босфор, Золотой Рог, привокзальную площадь и пожрали там, куда он указал пальцем — в кинотеатре «Океан» [2]. Большая вывеска с надписью «Утка по-пекински» на фасаде киношки манила поэта зеленым неоном, но тот факт, что собственно утки в тот день не подавали, расстроил Александра Сергеевича до невозможности. Официант, глядя на Пушкина прозрачными глазами, поведал, что на границе карантин, ветслужба тормознула китайскую дичь где-то в Гродеково, а из местной утки утка по-пекински не получается.

— Пшол вон тогда, — сказал Пушкин, — неси чего-нибудь.

— Значит, э-э, скоблянки из трепанга, гребешки с чем там у вас, свинину в сладком соусе, рис с овощами. Пока все, — вежливо заказала я и незаметно для Пушкина сунула официанту десять баксов.

— Выпивать будете? — благодарно осведомился холуй.

— Ах да. Гжелки. Пока триста.

— Гжелка вся паленая, — шепнул он мне.

— Тогда чего почище, можно из местного. Официант принес два блюда и графинчик.

— Мы будем есть из общей миски? — возмутился Пушкин.

Официант закатил глаза.

— Это китайский ресторан, — пояснила я, — но вот можно наложить в пирожковую тарелку.

Пушкин вздохнул и придвинул к себе блюдо с гребешками. Я посмотрела на это дело и придвинула к себе блюдо с трепангом. Выпивали мы тоже как-то без тостов. Дружба явно не клеилась.

— Говно кабак, — сказал Александр Сергеевич, отодвинув чашку с недоеденной свининой, — даже девок нет. И гидиха старенькая, как назло. Тетенька, вы были красивы в юности, да?

Я взяла в руки фолиант с фотографиями еды и открыла на десертах.

— Морошки не желаете? — предложила я поэту. Вытаращив свои абрэковские глаза, Пушкин некоторое время молчал. А потом обратился ко мне с длинной проникновенной речью:

— Еб твою мать! — сказал Александр Сергеевич, — Тетень... Лора! Я не люблю морошки. Но я готов съесть целый фунт, если вы будете ко мне снисходительны. Меня сильно утомил в дороге Захарон Андреич. Вы, Лора, не поверите, но этот старый пидор все время говорит гекзаметром! Хуй с ними, с цыганами и этой блядской эмигранткой из Бейджина — мы же с вами не орнитологи. Мы с вами выпьем еще водки и потанцуем. И перейдем на «ты», как это водится меж ста... добрыми приятелями. Вы согласны, Лора?

— В китайском ресторане нормальные люди не танцуют, — зарделась я отходчиво, — а выпить водки я вам предлагаю в другом месте.

— Так отправимся же! — воскликнул Пушкин, — насколько я понял, платите вы?

Мы вышли на улицу, переоделись в канаве за «Океаном» — мальчики налево девочки направо — вылезли на поверхность уже во всем вечернем и пустились в турне. В ту ночь мы были: в Ройал Парке, в Лесной заимке, в Сакуре, где наконец перешли на «ты»; в Капитане Куке, в Бинго, в Наутилусе, где Пушкин орал, что любит меня как брата; в Моранбоне, в Нагасаки, где Пушкин совсем некстати вспомнил было о цыганах, но тут же забыл; в Аллегро, в Избушке охотника, потом каким-то образом оказались на железнодорожной платформе станции Океанская, где Пушкин блевал в кустах, а я держала его за фалды, чтобы он не упал и не побился. Отсюда было близко да дачи: Черная же речка — в натуре, Пушкин, прикинь, в России так много мест, где тебя грохнули! — Не пиздите, мадам, убить поэта не так-то просто, надеюсь, нас там не поджидает белый всадник на белом коне, ха-ха-ха!