Чистый продукт. В поисках идеального виски - Иэн Бэнкс Страница 3

– Тебе за это еще и деньги заплатят?

– Уже аванс выдали.

– Так. Ясно. Помощник нужен?

Пятница 21 марта 2003 года – хороший день для путешествия на пароме. Но начинается он необычно – встаю ни свет ни заря и распечатываю пачку стандартных антивоенных лозунгов на листах формата А4: «НАМ НЕ НУЖНЫ КРОВАВЫЕ ДЕНЬГИ» и «ТОНИ БЛА-БЛА-БЛЭР» (лично мне этот нравится больше всех, пусть он и не столь выразителен). Пока работает принтер, смотрю утренние репортажи с нашей новой войны, которой всего день от роду. Потом иду к своему «Лендроверу», чтобы обклеить его распечатанными листами: один, в прозрачном кармане-файле, вешаю на запаску, прикрепленную к задней двери, шесть – на боковые стекла. Одну бумажку даже прилепляю изнутри на люк в крыше, хотя, наверное, это меня слегка занесло: увидеть ее можно разве что из вертолета или – по чистой случайности – с надземного перехода.

Разрезаю паспорта и сочиняю короткое сопроводительное письмо, пишу электронное письмо в «Гардиан» и объясняю, зачем мы сделали то, что сделали, а потом отправляюсь в Инверки́ тинг(Inverkeithing), чтобы послать обрезки паспортов на Даунинг-стрит, 10.

Вернувшись домой, прощаюсь с Энн – я на неделю уезжаю на остров Айла (Islay) [3]. Потом, несмотря на то что путь мой лежит на запад, отправляюсь в центр Эдинбурга, чтобы продемонстрировать свои лозунги: проезжаю по Куинсферри-роуд (Queensferry Road), Шарлотт-сквер (Charlotte Square) и Джордж-стрит (George Street), пересекаю Принсес-стрит (Princes Street) и двигаюсь по Маунду (Mound) мимо временного здания парламента Шотландии в сторону замка, далее по Королевской Миле (Royal Mile) и обратно на Принсес-стрит.

В этот яркий, свежий, солнечный день – совсем не такой, как мое настроение, но в жизни бывают печальные противоречия – мои плакаты замечает несколько прохожих в центре города: кое-кто кивает или поднимает большой палец; несогласные просто отворачиваются. Но большинство вообще не смотрит. Может, нужно было взять цветную бумагу или напечатать текст не просто огромным, но еще и ярким шрифтом, хотя вначале мне казалась, что и так очень даже неплохо. Черт его знает, может, нужно было всю дорогу сигналить?

Двигаюсь на запад, мимо аэропорта, на магистраль M8, доезжаю до Глазго и гружусь на паром от Гу́рока (Gourock) до Дануна (Dunoon).

Смотрю сверху на грузовики и легковушки, стоящие на автомобильной палубе парома, но не могу даже разглядеть плакат на люке своего «Лендровера». Люк у меня тонированный, он чуть приподнимается, а не открывается полностью, и за счет того, что тонировка сделана с помощью сетки, помещенная под стеклом надпись видна только под прямым углом.

Греюсь на солнышке, слушаю вопли крикливых чаек, пью чай из термокружки, заедая его непропеченным шотландским пирогом [4]из микроволновки. С грустью смотрю на останки некогда блиставшей скромной величественностью пристани Гурока, где теперь красуются зады старых многоквартирных домов, более приличные фасады которых выходят на главную улицу. На парковке у самой воды поблескивают лобовыми стеклами автомобили, стоят рыболовы, дальше появляется открытый бассейн, на холме вырастает ряд приятных глазу викторианских коттеджей из песчаника, старые и новые пляжные домики. Глазею на косые улочки, молодые деревья и поросшие кустарником холмы, разглядываю причудливое, украшающее Тауэр-хилл (Tower Hill) здание на востоке, холмы и горы на севере и западе, широкую реку, исчезающую за горящим на юге горизонтом.

Когда-то я жил здесь, в Гуроке. И подрабатывал на пристани.

В юности – лет с десяти и до пятнадцати – летними ночами я, бывало, не мог уснуть у себя в спальне, высоко над бухтой, на холме, над широкой дугой пристани Гурока. Каждой погожей ночью в теплое время года через приоткрытое окно до меня доносился рокот медленно удаляющегося судна. Так рокотал только один из десятка с лишним паромов и пароходов, которые всегда заходили к нам летом.

То были последние годы золотого века реки Клайд (Clyde), когда автомобили еще оставались редкостью и многие жители Глазго на день, а то и на все две недели отпуска отправлялись по воде на такие курорты, как Ларгс (Largs), Данун и Рóтсей (Rothesay). На причале мне доверяли в основном ловить швартовы и поднимать сходни – в начале семидесятых, в студенческие годы, я пару лет проводил летние каникулы в компании нескольких портовых грузчиков и одного-двух школьных приятелей. Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что удостоился чести наблюдать конец целой эпохи. Без нас не обходилась швартовка «Уэйверли» – последнего в мире морского колесного парохода, который в летние месяцы до сих пор гремит и брызгает водой на морских курортах Британии; мы смотрели, как суда на воздушной подушке – они еще были в диковинку – уносятся вниз по течению мимо пляжа и лоцманской станции, выстреливая камешками, как пулями, и распугивая отдыхающих. Как я уже сказал, «Уэйверли» пока держится, а вот суда на воздушной подушке у нас не прижились – их век миновал, едва успев начаться; бывает и такое.

Теперь огромные пароходы сюда не заходят, остались только паромные переправы для автомобилистов; несколько маленьких суденышек еще снует по Клайду в Хеленсбург (Helensburgh) и Килкрéгган (Kilcreggan), изредка организуется буз-круиз [5]– даже на «Уэйверли», если он оказывается на Клайде, но это и всё, поскольку многие старые причалы уже разваливаются. Даже пристань Гурока, откуда паром идет до Дануна, теперь в плачевном состоянии. Поезда останавливаются не на вокзальчике под стеклянной крышей (большей частью разрушенной), а в другом месте, да и сам причал, кроме стапеля для выезда автомобилей, куда-то исчез; торчат лишь бетонные столбы, на которых раньше покоились обшитые досками плиты.

Немного смахивает на почти беззубый рот. Кто раньше не видел здешних мест, тот, наверное, сразу назовет их захолустьем, но тому, кто, как я, помнит их былую красоту, наблюдать упадок особенно грустно.

Говорят, существует план реконструкции всего побережья, и – если, конечно, это не стандартный план застройщиков по впихиванию максимального количества многоэтажек на минимальный участок земли – с ним надо поторопиться.

Общественное пространство / личное пространство. Немного подбадриваю себя, поглядывая на «дефендер».