Растворимый Кафка - Заза Бурчуладзе Страница 3

Не спрашивай, читатель; речь – убоже.

Писать о том не стоит и труда.

Я не была мертва, живою не была я тоже, —

было б неправдой, но и такого я не ожидала. Бля! Попыталась воткнуть, что значит это «скоро одиннадцать». Что-то в последнее время я многого не просекаю.

– Где ты? – спрашиваю. – И что делаешь?

– В «Дель Мари», ем хачапури.

– Это где?

– На углу Палиашвили и Кавсадзе.

– Один или с кем-нибудь?

– Я, Нене и Леван.

– Кукла?

– Нет-нет, это парень Нене.

Не знаю почему, но я спросила, приходить мне или нет, – потом только поняла, вышло-то хреново, в виду я имела другое, в смысле, не помешаю ли я их важному разговору. А о чем в принципе могут беседовать Заза, Нене и ее парень? Что там может быть важного, кроме хачапури?

– Через десять минут.

– Через десять от мэрии не успею, – принялась я объясняться. С кем? С Микки-Маусом – он сам себя так называет. Впрочем, если одна часть твоих знакомых зовет тебя бомжем, а другая часть – педофилом, то ты даже и не Микки-Маус, а просто его компрометация.

– Ну, как хочешь, – ответил он и отключился.

Знаю, что я последняя сука, в Дубае меня ждут муж и целка «Ауди-А6», а у врат чистилища – Вергилий, мой отец и вождь, Вергилий, мне для избавленья данный, но я мчусь сейчас к какому-то писаке, с которым познакомилась несколько часов тому назад. Хуйня полная! Если б Аллах задумал меня червем, червем он меня и породил бы, но нет, он задумал меня как шлюху. Хватаю первое же такси, падаю на заднее сиденье и набрасываюсь на водителя: «Угол Палиашвили и Кавсадзе, как можно быстрее!» Тот, будто только и ждал, срывает с места допотопные «Жигули», пялится на меня в зеркало заднего обзора, скалит зубы (на мгновенье блеснул один золотой) и подмигивает, будто видит меня насквозь. Ладно, разве

Природа и искусство не дарили

Тебе вовек прекраснее услад,

Чем незнакомая невыспавшаяся я?

Что это за поэтический понос накатил, бля? С какого? Знаешь, с какого… В первый раз после просмотра «Зелига», помню, у меня вырвалось: It's my life! Вуди Аллен, думала, стопроцентно снял его обо мне. Бля! Я же как хамелеон, всегда подражаю людям, с которыми общаюсь в конкретный момент. Сейчас вот – классический случай. Снюхалась с писакой (поэт он, новеллист – один хуй), стало быть, мой мозг перестраивается на его лад, память выуживает из загашника то, что требуется в таких случаях, – цитаты, цитаты, еще раз цитаты. Возможно ли вообразить нынешнего писаку без цитат? Впрочем, сейчас мне следует сконцентрироваться. Так что возвращаемся в такси… Черный, как сгоревшая спичка, и сухощавый водитель похож больше на чертова ублюдка, чем на бурундука с рекламы «Колгейта», но в мыслях все же всплывает Кукла… Потом все перемешивается: он, взлохмаченный, как удод… поникший в кресле Жгенти с батумским тинейджером… Буква «М» – темная над куполом «Макдоналдса», красная над метро «Руставели»… обливающийся потом Моррисси… перевесившийся через перила моста то ли поэт, то ли геометр… танцующий в девичьих кроссовках Месхи… удивленный Вуди Аллен… тройка… и собака – с глубокими, прекрасными, большими глазами… Everybody dance now… мертвый «Берлин»… Dead can't dance… набитый отходами повседневности Заза… пустой футляр… три орешка для Золушки… и снова улыбающийся Кукла… и лед…

Не стоит думать, что мы так уж перлись от Сорокина. Ну, Сорокин. Просто этот его «Лед» оказался словом-ключом, определившим нашу встречу, сцепил нас друг с другом. Не было бы «льда», нашлось бы другое слово. Да любое. Пусть совсем бессмысленные «мотылек», «кока-кола», «блокнот», мало ли… В итоге между нами образовался линк, нечто, стянувшее-сблизившее наши подпространства. Нечто оказалось «льдом». Это звучит как полная хуета, но иначе не скажешь. А скажешь, так сужденье пойдет по-другому, под дудку этого слова. Одно дело – говорить о кока-коле, совсем другое – о мотыльке и блокноте. А нам вот выпал лед, так направим же мысль по его указанию. Повторяемся, так ведь повторенье мать ученья. Так, дабы пролить свет на предмет обсуждения, рассмотрим аквариум с разными рыбками. Представим, что они видятся в первый раз, и каким-то чудом (либо благодаря магии) вода вокруг них – бац! – и замерзла. Точней, вода в самом аквариуме осталась по-прежнему жидкой, но в ней появился кристалл льда, в который вмерзли две соприкасающиеся лбами рыбки. Лед потом, ясное дело, растаял… Впрочем, двинемся дальше, не будем перепрыгивать, ведь всему свое время, и для всего под солнцем своя пора.

– Everybody dance now! – вспоминается взвизг Куклы, но оказывается, что это визжу я сама. Догадываюсь об этом, видя в зеркале удивленную физию шофера. А хуй бы с ним!

Мерзких мест в Тбилиси полно, но «Дель Мари» это что-то особенное… Даже заходя в первый раз, не можешь отвязаться от чувства, будто очень давно уже здесь бывал. Дежавю, все вроде знакомо – аура, люди, свет, даже запах… и музыка – что-то очень тбилисское. Smooth Jazz & Hard Soul. Kenny били Michael Franks – Greatest Hits. Или Barry White feat. Tania Maria… Допустима самба, румба, салса, мамба и бамба. И т. д., и т. д., и т. д., и т. д., и т. д. К тому же, оттого, что все стены отделаны зеркалами, кажется, что смотришь на себя со стороны, или что тот, на кого направлен твой взгляд, реален, ты же всего-навсего его отражение. А фишка в том, что только такую фигню и запоминаешь на всю жизнь. Будто тебя со всех сторон снимают камеры, сидишь в живом эфире и сразу транслируешься на широкий экран. Сто процентов реалити-шоу. Или даже отражение шоу. Как бы там ни было, show must go on! Короче, место пафосное и напряжное. Еще не войдя, только и думаешь, как бы скорей слиться. Хотя Заза держался молодцом. Он, как мне показалось, чувствовал себя таким же защищенным, как пепел в пепельнице, или хуй в гандоне, или пес его знает, как там еще говорят.

С Нене я уже была знакома, а Левая оказался молодым и шустрым, как стриж, парнем.

– Парень Нене, – представил он мне его так, будто весь его CV вместился в эти два слова. Обо мне же парню сказал: – Хатуна, инженер-программист, – и отпил через трубку грейпфрутовый сок, как бы всем видом своим говоря: вот и все, чем могу вас порадовать…

Официантка без слов, одним взглядом спросила меня: «Что вам угодно?» Я заказала двойной эспрессо. Пока официантка удалялась, Заза рассматривал мои ноги. Я не целка-монашка, но почувствовала-таки неловкость. Потом он попросил меня на минуту выставить ногу вперед. Было ясно, что затем последует какая-то похабная выходка, и все же я подчинилась. Он наклонился и взялся за ногу рукой. Смутиться я смутилась, но вырываться не стала. Не устраивать же тут потасовку. К тому же утренняя фасоль начала подступать – я раздулась, как газовый баллон, и рисковала оскандалиться от каждого лишнего движения. Поэтому я просто пожала плечами и вопросительно взглянула на Нене и ее спутника, скашивая глаза на Зазу: он что, мол, ебнутый?

Тот же, не торопясь, осмотрел мою конечность и, бровью не поведя, процедил: