Биг-Бит - Юрий Арабов Страница 3

Бизчугумб, или попросту Бизча, был настолько черняв и вместе с тем русопят, что подтверждал своим диким видом индо-арийскую теорию и, может быть, в какой-то другой жизни сидел на полуострове Индостан, пас слонов, ел сырой рис из крестьянской заскорузлой ладони и не совался в цивилизованный мир Европы со своей шепелявостью и слюнями.

Однако внутри Бизча казался еще более витиеват, чем снаружи. Его непростота имела не только генетические, но и социальные корни. Мать была дворянкой, точнее, дворничихой, и время от времени являлась в квартиру к Фету с фотороботом разыскиваемого преступника. Этот преступник имел фамилию Ионесян и занимался тем, что ходил с топором по московским квартирам и, представляясь газовщиком, рубил наотмашь их владельцев. Странность ситуации заключалась в том, что все знали, что это ходит Ионесян, знали, что он представляется газовщиком, и, конечно же, были уверены в том, что газ проверять он не будет, а, напротив, проверит крепость мышц и сухожилий открывшей ему бабульки. Обо всем этом сообщала милиция через дворников оторопевшим москвичам. Милиция знала все, кроме одной малости, — не было понятно, где Ионесян находится в данную минуту, у какой именно квартиры и рядом с какой именно газовой плитой. От этого все мандражировали до чрезвычайности, особенно газовщики, которые сидели в прокуренных конторах, не решаясь выйти на свет. Дворничиха Вера, как могла, нагнетала обстановку своим фотороботом, хотя отчим ей сказал сразу: «Не нагнетайте. Уж армяшек-то я повидал на своем веку, во!» и провел ладонью по шее.

От мамы Веры Бизче досталась неразвитая речь и целомудренный взгляд на мир. Не то было с отцом. О его речи никто не мог сказать ничего определенного, потому что Михаил Иванович в основном молчал. Работал он кладовщиком на той же киностудии имени Горького, снабжавшей творческой деятельностью весь район. Этот молчаливый человек понял: студия не имеет подходящей площади, чтобы хранить ценный реквизит, и поэтому будет безопасней, если реквизит этот встанет у него дома. Придя к такой непростой мысли, Михаил Иванович молча вынес к себе в квартиру все, что сумел поднять, — телевизор «Темп-6», магнитофон «Яуза-5», монтажный стол и неработающий проекционный аппарат. Вскоре странного кладовщика вызвали на Петровку в качестве свидетеля, но Михаил Иванович во время допроса молчал, и его пришлось отпустить с миром. Поэтому Бизча, несмотря на свою шепелявость, имел все, что мог иметь в то время прыщавый подросток, и к нему относились с уважением.

Ноги его были кривоваты и высовывались из-под ватного пальто наивным полукругом. В руках находилась семиструнная гитара стоимостью в 7 рублей 20 копеек фабрики им. Луначарского да переносной магнитофон «Яуза-5» с инвентарным номером на крышке.

— Ключи взял? — строго спросил его Фет.

— А фто? Запелто? — откликнулся Бизча, тараща свои зеленоватые глаза.

— «Фто, фто…» — передразнил его Фет. — Дуй за ключами! Потому что рок-н-ролл не ждет!

Бизча покорно кивнул и, поставив краденую «Яузу» к ногам лидера, поплелся в контору. Гитара, задев оледенелый тополь, издала жалобный стон.

Его сутуловатая спина вызывала злость своей готовностью на все, вплоть до унижения и надругательства. Причем не только над собой.

— Ты аккорд «ре мажор» выучил? — крикнул ему вдогонку Фет.

— Не-ка. Я пока беж него! Беж него пойду! — обернулся он, улыбаясь.

Зубы у Бизчи росли через один.

— Опять без него? Почему? — взорвался Фет.

— А чего тут? «Ле» и есть «ле»!..

Это он имел в виду «ре».

Фет только рукой махнул. Он, конечно, знал, что Бизче не удаются мажорные аккорды. Минор он, пусть с дребезжанием струн и фальшиво, но все-таки берет, а мажор ни в какую. Именно из-за минорного дара Бизчугумба им приходилось играть исключительно минорную музыку, что было вовсе неплохо, ибо мажор они заменяли воплями и писком. В общем, получалась талантливая работа, во всяком случае, Фет считал именно так.

То, что Бизчугумб по-своему незауряден, показало их единственное публичное выступление на празднике 8 марта в актовом зале своей средней школы.

Они сыграли один-единственный номер, твист композитора Бабаджаняна «Королева красоты», который лично Фет не переносил, считая его сугубо устаревшим совдеповским барахлом. Причем веселую, в целом мажорную песнюху им пришлось из-за Бизчи сыграть сугубо в минорной тональности. Знакомая всем «Королева» от этого сделалась настолько странной, что даже поддатый физрук открыл свою квадратную челюсть и не закрывал ее до конца номера.

Во время исполнения случился еще один казус. Гитара за 7 рублей 20 копеек фабрики им. Луначарского неожиданно треснула прямо в руках у Бизчугумба, треснула по всей деке, может быть, оттого, что он играл на ней тяжелым боем, будто молотил боксерскую грушу, не всегда попадая в ритм, но с большой страстью. Распавшийся на части инструмент он отбросил от себя прямо в зал, как мерзкого гада, и ребята тут же бросили ему другую гитару, уже за 12 рублей. Не настраивая ее и не прекращая игры, Бизча врубил по ней кулаком и довел тем самым аттракцион до логического конца.

Они уходили со сцены под громовое молчание актового зала. Учителя понимающе переглядывались. В глазах мальчишек читалась скрытая зависть, а девочки, похоже, впервые заподозрили в них настоящих мужчин.

После этого выступления Бизчугумб купил себе новый инструмент, опять за 7 рублей 20 копеек и опять же фабрики им. Луначарского.

— Я… это… я… вот, — услышал над ухом Фет и понял, что позади него стоит лид-гитарист Рубашея, хоть заика, но большая умница в том смысле, что мог настроить гитару без посторонней помощи, а по ней уже все остальные натягивали струны своих инструментов, кто как умел.

— Бизчугумб пошел за ключами, — сообщил Фет лениво. — Через пять минут начнем.