Иностранец ее Величества - Андрей Остальский Страница 3

Но как насчет готовности получать от учеников мокрой губкой по физиономии? Думаю, что такого от будущих учителей в университете не требуют.

У миссис Гаррет, судя по всему, железный характер и непререкаемый авторитет в школе. Возглавив ее несколько лет назад, она быстро навела здесь образцовый порядок. Директрису слегка побаиваются и ученики, и учителя. И даже, говорят, ее начальники. Познакомившись с миссис Гаррет поближе, я первым делом выразил свое восхищение ее самоотверженностью и чувством юмора. Ведь с кем бы я ни обсуждал увиденное в день открытых дверей в школе Святой Энсвиты, все соглашаются: подобное возможно только в Англии, да и в Англии — далеко не везде. Чтобы на такое решиться, помимо суровой необходимости (а новая площадка нужна школе позарез) требуются также и отвага, и великолепная уверенность в себе, в своем авторитете. Надо точно знать, что его не смогут поколебать ни на йоту никакое стояние на четвереньках и никакие публичные шлепки мокрой губкой по лицу. Должна напрочь отсутствовать боязнь показаться смешным. Ну и чувство юмора требуется, самоирония, редкое для любого начальника умение не принимать себя чересчур всерьез.

И подобное сочетание качеств действительно возможно только в Англии. Причем не от каждого джентльмена (или даже джентльвумен) такого можно ожидать.

В ответ на мои комплименты миссис Гаррет лишь сдержанно улыбнулась, повела плечом: что, дескать, такого уж особенного, пустяки, дело житейское. И не на такие жертвы надо быть готовым, чтобы помочь родной школе. Заговорила о том, как давно сражается с начальством и всякими там спонсорами и благотворителями, чтобы решить проблему расширения игровой площадки, рассказала, что уже немало средств добыли, но все-таки еще не достаточно.

Мероприятие имело и большое педагогическое значение: надо с младых ногтей внедрять детям кое-какие непростые представления. Например, что власть, конечно, следует уважать, но недурно в свободное от работы-учебы время и посмеяться над ней слегка, чтобы не зазнавалась. Великое английское слово «humility», увы, не имеет точного перевода на русский язык, и это наверное, не случайно… Предлагаемая словарями «скромность» не передает всех оттенков. Ведь однокоренной глагол «to humiliate» переводится как «унижать». Получается, «humility» — «состояние униженности, приниженности». Что же в этом может быть хорошего? Оказывается, может, если речь идет об антониме, противоположности высокомерию, важничанью, состоянию, когда человек «полон собой». Для такого зазнайства в английском есть модное среди интеллигенции слово «hubris».

Интересно, что в религиозном контексте аналог, хотя и не полный, всех этих слов существует: «humility» — это смирение, кротость. A «hubris» — гордыня. Но в том-то и дело, что только в религиозном. В обычном же, мирском понимании, в ежедневном общении дело обстоит иначе. Вы же не скажете про соседа справа: мне в этом человеке нравится его смирение. И не нравится гордыня соседа слева.

Ну и есть еще в русском языке слова «уничижение» и «самоуничижение», но, по-моему, никто до конца не знает, что они означают и какую эмоциональную нагрузку несут. Хотя явно не очень положительную.

Существует еще забавное английское выражение: «to eat a humble pie» — «съесть… пирог». Но вот какой именно пирог? Перевести эпитет humble как «скромный» — бессмыслица получится… На самом деле это выражение означает (приблизительно) — «позволить поставить себя на место, признать, что ты не пуп земли»…

Humility — одно из важнейших качеств настоящего христианина, тем более если он претендует на роль духовного пастыря. Необходим аскетизм не только материальный, но, что более важно, моральный. Так, по крайней мере, считают в Англии. Еще со времен преподобной Энсвиты, «духовной матери всей Англии» (цитата с православного сайта).

«Духовная мать», именем которой названа школа, была внучкой короля Этельберта Кентского, первого британского монарха, принявшего христианство. Но отец Энсвиты — Эдбальд — вернулся в язычество, и Энсвита из-за этого эмигрировала на некоторое время во Францию, где стала монахиней. Но затем вернулась в Фолкстон сеять доброе и вечное, основала здесь монастырь и церковь. Ну и чудеса, как полагается, творила. Ударила один раз рукой о скалу, и оттуда забил ключ. (До сих пор течет по городу небольшой ручей.)

Это был короткий период в истории страны, когда Фолкстон был столицей Кентского королевства, а стало быть, и главным городом Англии, поскольку никто и ничто не могло в те времена сравниться с Кентом.

Здание церкви здесь существовало с VII века, однако ее столько раз разрушали, перестраивали и передвигали, что от оригинальной постройки уже ничего не осталось. Особенно отличились сначала датчане в 865 году, а потом, два века спустя, «великий и ужасный» Гудвин, эрл Уэссекский, отец последнего англосаксонского короля. Была такая гнусная манера в те времена — разрушать церкви «на враждебной территории». А еще христианами назывались… Но Гудвин вообще чуть ли не весь Фолкстон стер с лица земли, кровопивец. Правильно, что именно его именем нарекли мистически роковую береговую полоску Гудвин-Сэндс неподалеку, в районе городка Дил, где погибли тысячи кораблей… И сына его Гарольда II норманны во главе с Вильгельмом Завоевателем разгромили и лишили потом английского трона, (а заодно и жизни), и поделом.

Это последнее утверждение не стоит воспринимать слишком всерьез: во мне слишком разговорился фолкстонский патриот. Нельзя судить с позиций сегодняшнего дня действия исторических персонажей.

Единственное, что мне хотелось бы сказать хотя бы скороговоркой: норманны вовсе не были иностранными интервентами-оккупантами в современном смысле слова. Во-первых, они селились в здешних краях задолго до вторжения Вильгельма Завоевателя, перемешивались с местным населением. Их никак нельзя считать совсем уж чуждым, пришлым элементом. Вильгельм даже состоял в близких родственных отношениях с тогдашними англосаксонскими правителями, с королем Эдуардом Исповедником. Он был свой, родной, не с другой планеты спустившийся. Завоевание он замышлял как приращение своего княжества сопредельными землями, типичные семейные разборки того времени. Так, расширим слегка границы герцогства, а там посмотрим.

Норманны имели скандинавские корни, их предки звались викингами (в Древней Руси их именовали варягами). Французов (франков) они недолюбливали, хотя и говорили на диалекте французского с элементами шведско-датского.

Конечно, официальная версия, что Эдуард Исповедник завещал Вильгельму свое королевство, вызывает серьезные сомнения. Но все они тогда друг друга стоили, эти феодальные удельные князья и правители. Немедленно хватали все, что плохо лежало. Но факт, что норманны принесли на Британские острова свой талант государственного строительства, и это помогло Англии быстро проскочить этап феодальной раздробленности, а в конечном итоге и крепостного права. А потому, так уж случилось, что появление этих разбойников обернулось благом: последовал резкий рывок в социально-экономическом развитии, что помогло обойти европейских конкурентов. Так называемый закон неожидаемых последствий… (Более подробно об этом — в главе «Английская тайна».)