Дела человеческие - Карин Тюиль Страница 3

Продержаться – в этом глаголе сконцентрировались все экзистенциальные страхи Жана Фареля: не потерять жену, сохранить здоровье, дожить до глубокой старости, как можно дольше блистать в эфире. В свои семьдесят лет, сорок из которых он не сходил с экрана, он с яростью старого хищника, скрывая воинственный дух под маской невозмутимости, наблюдал за тем, как на телевидение приходят молодые волки. Тело проявляло первые признаки слабости, зато он сохранил железные нервы и острый ум, разивший наповал, так что молодой собеседник, недооценивший его мощь, быстро ощущал полное интеллектуальное бессилие и разом терял спесь. «Это у меня от природы», – заявлял Жан, когда его спрашивали, как ему удается сохранять столь блестящую форму. Каждое утро он занимался с личным тренером, чьими услугами пользовалась также одна из французских эстрадных звезд. За его питанием следил диетолог, на которого молилась вся парижская светская тусовка. Он скрупулезно взвешивал продукты, не позволял себе расслабиться, был постоянным клиентом в двух-трех ресторанах, где собирался цвет столичных медиа. Как он сохраняет стройность? Он поведал прессе: «При малейшей возможности стараюсь не есть». Раз в год он тайком ложился в косметологическую клинику, расположенную в двух шагах от его офиса на улице Понтье в 8-м округе Парижа. Он уже делал липосакцию шеи и живота, пластику век, легкую подтяжку лица, сеансы лазера и инъекции гиалуроновой кислоты – только не ботокса, который сковывает мышцы и придает человеку вид восковой куклы: он хотел выглядеть естественно. А еще он проводил три недели в году – одну зимой и две летом – в горах, где под контролем кардиолога и натуропата держал строгий пост, предаваясь радостям альпинизма и совершая лыжные прогулки. После этого его сердце работало как у юноши. Он отказался от плавания и закрыл свой абонемент в бассейне отеля «Ритц», где много лет имел счастье встречать самых очаровательных актрис: мода на нравственность, охватившая политический и медийный мир, требовала повышенной осторожности. Теперь из-за социальных сетей ничего нельзя было скрыть, так что он сделал ставку на сдержанность и осмотрительность.

Каждые три месяца он посещал терапевта и сдавал все анализы. Знал наизусть свои показатели СОЭ, С-реактивного белка, трансаминазы, проверял организм на наличие всех существующих онкомаркеров, особенно с тех пор, как у Клер обнаружили рак груди. «Ты же знаешь, я такой мнительный», – оправдывался он. Он просто хотел продержаться, любой ценой остаться в эфире. В конце весны ему снова предстояло позировать знаменитому фотографу для обложки «Пари Матч»: этот ежегодный ритуал обеспечивал ему известность, восхищение публики и поддержку канала. Как обычно, он предстанет перед зрителями во время занятий спортом – велосипед, пробежка, скандинавская ходьба, – словно желая сказать: смотрите, я по-прежнему крепок и бодр. В этом году он дал согласие участвовать в передаче «Форт Боярд», так что телезрители смогут убедиться в его превосходной физической форме.

Жан Фарель всю жизнь посвятил работе: он называл ее своей страстью. Движущей силой его жизни были политика и журналистика: начав с нуля, без образования, без связей, он карабкался вверх, ступень за ступенью; пришел на ORTF ^[2] простым стажером, а спустя десять лет стал ведущим информационных выпусков на первом канале. Надолго расстался с телевидением и перешел на крупную государственную радиостанцию, на должность директора вещания, потом вернулся, почти десять лет вел информационную программу на государственном канале, потом утреннюю передачу на радио. Его откровенные беседы с гостями, колкие реплики, взвешенные, изящные, подкрепленные точными цитатами, быстро создали ему репутацию ловкого мастера словесных поединков. Именно в ту пору он задумал «Устный экзамен», телевизионное ток-шоу, где в качестве главного героя выступал какой-нибудь политик, которому задавали вопросы и сам Фарель, и приглашенные им писатели, актеры, деятели культуры – Жан выбирал среди них самых дерзких смутьянов, – и каждая передача превращалась в пятнадцать минут оскорблений, угроз подать в суд за клевету, а назавтра ее подробно обсуждали во всех медиа и социальных сетях. Он долгое время вел эту программу в прямом эфире, но однажды в шестьдесят семь лет, когда он был дома, у него случился небольшой спазм сосудов мозга: несколько секунд он не мог говорить. Это происшествие не имело никаких последствий, и Жану удалось сохранить его в тайне, дабы не испортить себе карьеру, но с тех пор он вынужден был записывать передачу заранее, по официальной версии – чтобы гости чувствовали себя более свободно и комфортно; на самом деле его приводила в ужас мысль о приступе, который может произойти в прямом эфире и положить конец его головокружительному успеху на YouTube. У него не было ни малейшего желания ни уходить из эфира, ни отказываться от того, что давало ему силы не бросать свое дело, – от страсти к политике, от адреналина перед объективом телекамеры, от славы и ее преимуществ и, конечно, от власти, от этого ощущения всесилия, порожденного интересом публики и неизменными знаками почтения, которые все ему оказывали, узнавая при встрече.

Нарциссизм, навязчивое желание оставаться в кадре и блистать мастерством были его допингом. Он и теперь не сходил с экрана, но каждое утро пытался разглядеть в зеркале признаки неминуемого дряхления. А между тем он не чувствовал себя старым. Попытки обольщения – ибо он по-прежнему хотел нравиться – теперь сводились к обедам в компании коллег женского пола, предпочтительно моложе сорока, и начинающих писательниц, чьи имена он вылавливал в прессе осенью, в начале очередного литературного сезона, а затем отправлял им восторженные послания: «Ваш первый роман – лучшее произведение новой литературы». Они всегда ему отвечали, и только после этого он в самых смиренных выражениях приглашал их пообедать в ресторан, где было на кого посмотреть и кому себя показать; они соглашались, польщенные возможностью поговорить с зубром медийного мира, у него в запасе имелся миллион забавных историй, он купался в их восторженных взглядах, дальше этого дело не заходило, и все оставались довольны.