Такая история - Алессандро Барикко Страница 3

Его назвали Последним, потому что он был первый ребенок.

— …И Последний, — заявила мать, едва успев прийти в себя после родов.

Так он стал Последним.

Сначала казалось, что сам он об этом не знал, да и знать не хотел. За первые четыре года жизни он переболел всеми возможными болезнями. Его крестили трижды: у священника рука не поднималась соборовать малыша, смотревшего на него своими беззащитными глазенками, а уйти, не совершив никакого таинства, он не мог, так что всякий раз оставался один выбор — крещение.

— Это ему не повредит.

Что правда то правда: Последний продолжал жить — маленький, тощий, бледный как смерть, но живой. Он живучий, говорил отец. Живучий, как кошка, говорила мать.

Итак, он продолжал жить, и жил уже целых семь лет и четыре месяца, когда в ноябре 1904 года отец привел его в хлев, показал на двадцать шесть коров, составлявших все его богатство, и, предупредив, чтобы он пока ничего не говорил матери, сообщил, что скоро они раз и навсегда избавятся от этой горы дерьма.

Он торжественно обвел рукой хлев, темный и вонючий. Потом медленно произнес:

— Гараж Либеро Парри.

Либеро Парри — его имя. Гараж — французское слово, которое Последний никогда не слышал. Должно быть, это что-то вроде «скотного двора» или, скорее, «молочной фермы», была его первая мысль. Только он не понял, что здесь было такого удивительного.

— Будем чинить автомашины, — поспешил уточнить отец.

Вот это и впрямь было удивительно.

— Их же еще нет, автомашин, — заметила мать, когда однажды вечером, лежа рядом с ней в темноте, муж наконец поведал ей о своем решении.

— Это вопрос времени. Несколько месяцев — и они появятся, — заверил Либеро Парри, залезая рукой под ее ночную рубашку.

— Ты забыл про ребенка.

— Не беспокойся, он всему научится и будет работать со мной.

— Ты забыл про ребенка. Убери руку.

— Ах да. — Либеро Парри вспомнил, что зимой они все спят в одной комнате, экономя дрова.

Они немного полежали в тишине. Потом муж продолжил:

— Я разговаривал с Последним. Он согласен.

— Согласен?

— Да.

— Ему только семь лет, он весит двадцать один килограмм, и у него астма. Он еще маленький.

— Маленький, да удаленький. Забыла, что он у нас особенный?

Родители считали Последнего особенным ребенком. Из-за всех его болезней и разных других вещей, которые трудно объяснить.

— Может, тебе лучше поговорить с Тари́ном?

— Боюсь, он не поймет. Тарин такой же, как все: в голове одна земля, земля да скотина. Он скажет, что я спятил.

— Наверно, он будет прав.

— Нет, не будет.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что он из Треццате.

Это был неоспоримый аргумент.

— Тогда поговори со священником.

Если Либеро Парри не был атеистом и социалистом, так только из-за нехватки времени. Найдись у него час-другой, чтобы узнать, зачем люди становятся социалистами, он бы тут же к ним присоединился. Но священников он все равно ненавидел.

— Еще какие-нибудь советы будут?

— Я пошутила.

— Пошутила, говоришь? Не ври.

— Клянусь! — и рука жены оказалась в трусах мужа. Жена была большая любительница этого дела.

— Ребенок, — пробормотал Либеро Парри.

— А ты лежи тихо, — посоветовала она.

Ее звали Флоранс. Отец ее был французом и долгие годы ездил по Италии, продавая женские туфли собственного изобретения. На самом деле это были обыкновенные туфли, только к ним при необходимости можно было пристегивать и отстегивать каблук с помощью простейшей системы креплений. Главное достоинство таких туфель состояло в том, что вместо одной пары женщина получала две — повседневную и выходную. На его изобретение, если верить ему, никто не жаловался. Однажды он побывал во Флоренции и остался навсегда ею очарован. В ее честь он назвал свою первую дочь. Впрочем, немало времени он провел и в Риме: поэтому сына, родившегося год спустя, назвали Ромео. Потом начался период увлечения Шекспиром — последовали Джульетты, Ричарды и другие носители шекспировских имен. Очень важно понять, по какому принципу люди дают имена. Умирать и давать имена — вот, может быть, то немногое, что они умеют делать по-настоящему искренне.