Все есть - Мачей Малицкий Страница 29

— Третий?

— Можно взять точку в кавычки?

— Ты об этом спрашивал Анджея, — ответил. — Да.

— Точно, забыл.

— Я подумаю.

— Я позвоню.

[Сидел за столом. Размышлял: что бы сейчас… «Что бы сейчас съесть? Пищу? Еду? Еду можно съесть?» Размышления прервали: стук калитки, шаги в сенях. На пороге появился Янек. Прислонился к косяку. В руке сумка.]

— Извини. Я знаю, мы уговаривались на воскресенье. Конесно, приду. Но я долзен задать тебе два вопроса.

— Я первый! У меня тоже два вопроса. Садись. Можно улыбаться до упаду?

— Мозно. Инаце: улыбаться во весь рот. Второй?

— Можно выпрямить угол?

— Мозно. Если мозно загнуть, то и выпрямить мозно. Рыба звонил?

— Да. Теперь ты.

— Ты все книзки из своей библиотеки процел?

— Нет. Библиотека не то место, куда складывают только прочитанные книги. Прежде всего это собрание книг, которые ты когда-нибудь прочитаешь, — когда охота придет или нужда заставит. Я, например, глядя на непрочитанную книжку, всякий раз испытываю угрызения совести. Второй?

— Я много цитаю. Всю зызнь. И все равно слиском мало. Я когда-то говорил. Пропуски, пробелы.

— Говорил.

— Ну да. Недавно засол в книзный. Помнис? Я говорил.

— Помню. Говорил. Вопрос?

— Недавно засол в книзный. Взял новую книзку. Был уверен, сто ее не знаю. Стал листать. Оказывается: знаю. Возмозно такое?

— Возможно. Ты всю жизнь читаешь. Сам говорил.

— Говорил.

— Вот именно. Во-первых: перед тем как открыть новую книгу, ты прочел много других, и там наверняка было что-нибудь из того, о чем говорится в новой. После такого долгого путешествия по текстам ты обнаружил, что даже эта, непрочитанная, книга — часть, извини за выражение, твоего умственного багажа. Ба, скажу больше: тебе вполне могло показаться, что она сильно на тебя повлияла.

— Показалось. Хмм.

— Погоди. Во-вторых: возможно, параллельно с тем, как ты достаешь книжки, смахиваешь с них пыль и ставишь на место, их суть через кончики пальцев проникает в твой ум.

— Хмм.

— И, наконец, в-третьих: когда переставляешь в нужном порядке очередные тома, не бывает такого, чтобы ты не заглянул внутрь; даже просто переставляя, прочитываешь там и сям по странице, сегодня одну, завтра другую, месяц спустя третью, пока наконец не прочтешь, пускай не подряд, большую часть книги.

— Спасибо. Старуска посла. Я был, когда она выходила. Садилась в вертолет. Я принес яйца, масло и молоко. Несколько дней ведь ницего не будет. У тебя есть зеленый горосек?

— Есть.

— Я сварганю омлет. Пес любит омлет?

— Я тоже. Ой, здорово. Я как раз раздумывал. Мы раздумывали. Пища.

[Сварганил. Съели.]

— Янек, приходи завтра во второй бар. Я заказал холодное и копченое мясо. Поедим, обсудим.

— Приду. Последний раз.

— Что это значит?

— С понедельника перехозу на вегетарианскую писцу. Хмм. Церез концики пальцев, говорис? Где-то я про это цитал. Пока.

— Пока, Янек. Я, кажется, тоже про это где-то читал. Вкусный омлет.

— Просце простого. До завтра.

[Погладил Пса и вышел. Смеркалось. Несмотря на распахнутые настежь окна, в комнате чем-то странно пахло. Неприятно. Цветок! Снял горшок с подоконника и вышел во двор. Черные, осклизлые и мягкие цвето-листья сильно воняли. Вырыл ямку у забора, рядом с горлицами. Вытряхнул содержимое горшка. Взял заступ, но что-то его остановило. Размер и свежий вид луковицы. Отделил ее от гнилья. Насыпал в глиняный чуть сужающийся книзу горшок черной земли. Закопал луковицу. Только после этого засыпал ямку. Отнес горшок в дом, полил водой из-под крана и поставил на подоконник в кухне. Точно на то место, где остался след. Сел за стол и закурил сигарету. Да. Завтра воскресенье. Последнее. А сегодня суббота. Тоже последняя. Послезавтра понедельник. Через открытое окно всматривался в начало ночи. Пес не всматривался. Спал. Загасил сигарету, выбросил гору окурков в мусорную корзину, вымыл желтую пепельницу и, досуха вытерев, поставил рядом с клавиатурой. Откупорил бутылку — добавил к композиции рюмку красного вина, бело-голубую пачку сигарет и зеленую зажигалку. Полный комплект. Красивая гамма. Пес спрыгнул с кресла, вышел во двор, через три минуты вернулся и вскочил на диван. Посикал. Шумел компьютер. Проехал поезд. «Забастовка закончилась», — подумал. Телефон.]

— Слушаю.

— Мачек? — услышал на удивление приятный женский голос.

— Да.

— Почему ты не принес маме цветов?

— Чьей?

— Нашей.

— У меня нет цветов, нет мамы, папы тоже нет. Ошибка.

— Мачек?

— Да.

— Это не ты?

— Я. Не тот.

— Простите. Поразительно, голос, имя. Простите.

— Почему цветы?

— День рождения.

— Сколько лет?

— Восемьдесят девять.

— Как вас зовут?

— Эльжбета.

— Как мою сестру.

— Поразительно.

— Поразительно.

— Простите.

— Ваш голос.

— Что?

— Нет, ничего. Кто такой Мачек?

— Брат. Ваш голос.

— Что?

— Нет, ничего. Простите. До свидания.

— До свидания.

[Положил трубку. Сел за компьютер и записал разговор в папку «Всё». Еще кое-что записал. Написал. Закончил около полуночи. Душ, стакан молока.]

— А теперь послушаем диск, — пробормотал.

[Сел в кресло. Первые такты его ошеломили. Пса тоже — он спрыгнул с дивана, сел на полу и начал душераздирающе выть. Ничего подобного еще слышать не приходилось. Отчаяние в чистом виде. Вскочил стремительно и выключил музыку.]

— Прости, — сказал Псу. — Больше никогда.

[Разломал диск на четыре части. Швырнул серебряные клинышки в корзину. Не мог успокоиться. Закурил. Пес лежал на полу. Дрожал. Через минуту прыгнул на кресло и зарылся в одеяльце. Повизгивал. «Блядь. Мать вашу… Мать вашу так и эдак». Ходил по кухне. Сел. Взял бутылку вина. Поднес к губам. Выпил. Пустую отставил. Тут же открыл другую. Replay. Встал. Лег на диван. Под одеяльцем было тихо. Закрыл глаза. Заснул. Кажется, заснул.]