Женщина и мужчины - Мануэла Гретковска Страница 29

– Красиво, – признала Клара, слушая концерт. – Что это?

– Бах. Там пять треков. Выбери лучший.

– Я же не разбираюсь, – запротестовала она, узнав, что в свое время он окончил музыкальную школу по классу виолончели.

Самолет вонзился в ночь, свет погасили. Сильная ладонь Юлека была намного больше Клариного лица. Он прикрыл ей веки, затем провел пальцами книзу, к ее губам. Она не знала, как реагировать на этот странный жест; может быть, он снова поправлял ей наушники и у него нечаянно так получилось? Жест неожиданный, но не наглый. Может быть, так он хотел помочь ей вчувствоваться в музыку? А потом по-дружески прикрыл ей рот, веля молчать? А возможно, он на ощупь запоминал ее лицо? Не настолько же он пьян… Да он вообще не пьян. Если бы он задержал руку, она, быть может, прижалась бы к ней лицом, приложила бы его ладонь к своему лбу… «Это он хватил через край, я должна отодвинуться… Но ведь ничего не случилось. Он младше меня, у него такие манеры. Но я… я позволила… позволила, потому что… мне это нужно? Что это – вороватое стремление к нелености?…» Плутая между реальностью и грезами, Клара уснула.

Проснулась она за полчаса до приземления. Наушники упали под кресло. Юлек махал ей из ряда за проходом, разводя руками в знак извинения: ему пришлось пересесть по просьбе скандинавов. Рядом с Кларой собирала свой ручной багаж веснушчатая блондинка и нервничала, успеют ли они в Амстердам. Юлек что-то писал. Свои координаты? Клара была уверена – он поглядывает на нее. «Письмо? – К ней возвращалось сознание после сна. – Нет, я не позвоню ему. – После внезапного чувства родства словно бы наступило похмелье. – Я не говорила о Яцеке, но Юлек видел обручальное кольцо… – Клара не улыбалась в ответ на его взгляды. – Да и вообще, разве произошло что-нибудь особенное?» Она смяла мусор в шарик, собрала пустые бутылки и положила в корзину проходившей мимо стюардессы. Юлек сделал то же самое, потом вырвал исписанный листок и выбросил его вместе с пластиковым стаканчиком. Зажглось табло. Клара пристегнула ремни и сложила столик. Самолет готовился к посадке.

Взяв багаж, Клара коротко и сухо попрощалась – они ведь лишь случайные попутчики. Она старалась не смотреть Юлеку в глаза. Они ей напоминали глаза утопленника, молодого парня, который в районе моста Понятовского провалился под весенний лед. Врачи не могли закрыть парню глаза – они замерзли, и в них, казалось, замерзло удивление – как это он так неожиданно оказался в воде и не смог выбраться?

Клара чувствовала себя виноватой. Она позволила Юлеку пробить лед приличий, но не сумела придумать, что же им делать дальше.

«Ну я же взрослая женщина, разве можно чего-то ждать после двух-трехчасового разговора? – иронизировала она над собой. – Что это? Взаимное очарование? Я не так уж много знаю о нем, а он обо мне – вообще какую-то бессмыслицу. Усталость и алкоголь делают человека более восприимчивым к… К чему?! Ну вот, опять я выдумываю. Он поблагодарил меня за приятный совместный перелет, вежливо пожал руку. Хорошо, что ему не пришло в голову спросить: а мы еще увидимся? Хорошо, что не предложил визитку, которая наверняка у него была, – их сейчас тычут при каждом удобном случае. Тоже мне, торговец кожами». – За напускным пренебрежением она прятала свое разочарование.

Клара прослушала голосовые сообщения в телефоне, и среди них повторяющуюся угрозу из сети: «Завтра в десять утра заканчивается твой лимит соединений, пополни…» Оставил сообщение и Яцек. Он застрял в пробке. Клара пошла к киоску, чтобы купить карту пополнения и просмотреть газеты.

В очередь за ней встал Юлек, держа в руке батарейки, вынутые из плеера. Заприметив испачканную сумку, неподвижно свисавшую с Клариного плеча, он хотел было потянуть ее за ремешок, но тут у Клары зазвонил телефон, и она взяла трубку.

– Да, дорогой, уже иду, – ответила она, срывая штрих-код с только что купленного журнала.

Медленная езда от светофора к светофору не нервировала Яцека. Последние три недели он не пользовался машиной; после такого перерыва погрузиться в утреннее движение было даже приятно, Яцек ощущал в нем заданную ритмичность, до которой не было дела раздраженным водителям. Несколько недель одиночества – и он чувствует себя определенно лучше. Перед выходом из дома Яцек искупался, обрезал ногти – а ведь в первую неделю у него было отвращение к воде, и он брился по сухому. Бульканье посудомоечной машины, которую он включал каждый вечер, чтобы вымыть несколько стаканов и тарелок, выгоняло его из кухни. Он закрывал за собой дверь и прибавлял звук телевизора.

Единственным, кто к нему заглянул, был почтальон с заказным письмом из Шри-Ланки, в котором благодарили фирму «Эргодом», приглашали его осмотреть отстроенные районы и, выражая восхищение его щедростью, просили еще пожертвований. Яцеку больше нечего было им отправить – его склады были так же пусты, как и он сам. Да-да, он и сам был бы не прочь получить какую-нибудь помощь.

Как-то раз он случайно посмотрел на «Discovery» [39]программу о метеоритах. Оказывается, их на земле миллионы – в среднем по одному на каждые три километра. Стоит лишь наклониться – и возьмешь звездочку с неба.

Бритье возвращало Яцека к дисциплине. В этом выкорчевывании звериного атавизма, скрывавшегося под мягкой человеческой кожей и стремившегося вырваться, прорасти наружу, была некая последовательность ритуала – символическое обрезание лезвиями позолоченного бритвенного прибора, перешедшего от отца к сыну. Он и сам не знал, зачем он делает это каждое утро, расцарапывая себя почти до крови, и тем не менее это ему помогало.

Он решился принять предложение прежнего компаньона. Сначала можно позволить себе отпуск – месяц, быть может, два, – а потом вернуться к тому, чем он уже занимался, – возводить «Польские подворья». Что ж, и это хорошо, рассуждал Яцек. С чего-то ведь надо начинать, а это работа, в которой он смыслит. Без большого энтузиазма, зато регулярно он будет ходить в офис; это важно – выйти из дому, взять на себя обязанности. Регулярный душ, бритье – все это способы вернуть сорвавшуюся с катушек действительность в колею повседневности. Когда-то они с мальчишками играли в «выбиралки»: автобус или трамвай, собака или кошка, «перец» в правой или в левой штанине… На самом деле никакого существенного выбора делать тогда не приходилось, хотя они и дрались порой, повздорив в этой игре. Теперь тоже никакого значимого выбора перед ним не стояло, не суть важно, какое решение он примет. Единственное, что остается для него важным, – это Клара.

Яцек подъехал к аэропорту. Он опоздал. Клара стояла у бордюра и еще не заметила его. Она была в легком плаще с воротником-стойкой, руки держала в карманах. Яцек вспомнил, как они познакомились; все, как тогда, – он за ней наблюдает, она об этом не знает. Он подъехал ближе и разглядел пряди растрепавшихся в дороге волос, которые выбивались из-под шапки. Клара стояла к нему спиной, заслоняясь от холодных порывов ветра.

Яцек расчувствовался. Он знал, что после прозака не плачут, но это было сильнее лекарств, химии, физиологии, времени и места – луч осознания, подобный благодатному прикосновению: