Давайте напишем что-нибудь - Евгений Клюев Страница 29

…Баба-с-Возу и Карл Иванович, внутренний эмигрант, сначала отстроили себе небольшое бунгало, поскольку и ту и другого не раз уже хватал здесь солнечный удар… правда, потом отпускал, но ненадолго – и через некоторое время снова хватал. Так что пришлось перебраться в сооружение посолиднее, в нижнем этаже которого располагался спичечный магазин под бодрым названием «Прометей», а в верхнем хозяева жили. Через непродолжительное время кобыла их умерла от жары, и теперь ей было уже совсем легко.

В подвале дома размещался огромный склад, где хранилось золото. Баба-с-Возу и Карл Иванович, внутренний эмигрант, даже и не подозревали, пожалуй, о том, что сделались самыми богатыми людьми в мире. Их золотой запас исчислялся уже чуть ли не тоннами. Впрочем, они давно его не исчисляли – тем более что надежды вернуться туда, откуда они приехали на южную оконечность африканского материка, не оставалось больше никакой: путешествовать с таким количеством золота глупо. Умно они чувствовали себя только здесь, потому что золото, которым они владели, не придавало им дополнительного веса в глазах окружающих. Да и то сказать: в сих краях достаточно было отойти от дома километров на семь-восемь, отломить от первой попавшейся скалы первый попавшийся кусок горной породы, золотосодержащей горной породы, – и остаток жизни можно было жить припеваючи туземские народные песни. Правда, идти полагалось через джунгли – так что Баба-с-Возу и Карл Иванович, внутренний эмигрант, не ходили. И правильно: золото доставлялось им прямо на дом – причем не в виде вкраплений в породу, а готовыми слитками.

Баба-с-Возу и Карл Иванович, внутренний эмигрант, располнели до неузнаваемости: в конце концов они перестали узнавать даже друг друга и потому каждый день по нескольку раз заново знакомились. Кроме того, своими заплывшими жиром глазами они видели немного – вероятно, даже меньше, чем поджарые туземцы одним, и скоро все местное население слилось для них в общее понятие Одного Туземца: ровно столько помещалось в заплывших жиром глазах.

А между тем туземное искусство обращения со спичками постоянно совершенствовалось: теперь верхом ловкости считалось засунуть зажженную спичку в ноздрю или в ухо соплеменнику. Поскольку спичка, попадая в тесное пространство, немедленно гасла, потребность в новых и новых коробках всегда была не только актуальной, но и исключительно острой.

За сравнительно короткое время Баба-с-Возу и Карл Иванович, внутренний эмигрант, сумели основательно искалечить полноценное до момента их появления племя и настолько вывести его из строя, что в истории данного племени смело можно было ставить точку. Одноглазые туземцы бродили по джунглям с коробками спичек, вербуя себе союзников уже в мире богатой африканской фауны: то и дело попадались тут и там одноглазые или глухие на одно ухо крокодилы, бегемоты, слоны… они тоже группировались в отряды, нападавшие друг на друга. Вскоре одноглазость и односторонняя глухота сделались национальным признаком данной общности людей и животных.

Едва появившегося на свет младенца немедленно подвергали социализации: обряд социализации предполагал выжигание глаза спичкой и сопровождался соответствующим ритуальным наложением той или иной повязки. Что касается односторонней глухоты или односторонней утраты обоняния, то их оставляли на будущее, когда ребенок достигнет совершеннолетия. Впрочем, до совершеннолетия никто из детей пока не доживал – и не потому, что вымирал, а потому что описываемые события и произошли-то всего за несколько месяцев.

В конце этого срока из джунглей вышел человек в сильно изношенных трусах и прямо-таки оскорбил население племени красовавшими на измученном лице двумя глазами. Его чуть не подняли на смех и грех: только Баба-с-Возу и Карл Иванович, внутренний эмигрант, носили здесь по два глаза каждый – притом, что заплывшие два глаза в сумме как бы все равно давали один.

Незваного гостя, как татарина, препроводили в покои.

– Откуда у Вас два глаза на лице? – строго, но справедливо спросил его Карл Иванович, внутренний эмигрант.

Вопрос поставил гостя в тупик, но он ответил как мог разумно:

– Я приехал издалека.

– Зачем ты приехал издалека? – тихо и злобно осведомилась Баба-с-Возу.

– Чтобы убить лично Вас. – Гость пристально взглянул на Бабу-с-Возу. – И еще лично Вас. – Тут он остановил оба глаза на Карле Ивановиче, внутреннем эмигранте.

Хозяева сжались в два сравнительно небольших, но исключительно крепких комка из плоти и крови.

– Чуете, кошки, чье мясо съели? – спросил гость и захохотал жутким смехом, как будто это персонально его мясо было съедено.

– Не чуем, – вопреки логике ответили кошки.

– Говнюки! – вдруг сказал гость, и в условиях жаркой Африки слово это резануло слух многим.

– Как резануло слух, не правда ли? – обратился Карл Иванович, внутренний эмигрант, к Бабе-с-Возу.

– Правда, – согласилась Баба-с-Возу. Потом взглянула на гостя и спросила: – Сколько ты хочешь?

– Все, – просто ответил тот. – Плюс чтоб вы оба немедленно сдохли.

– Выпейте африканского кофе, – предложил Карл Иванович, внутренний эмигрант и, чиркнув спичкой, зажег сухой пыльный гриб под кофейником.

Тут с гостем случилось ужасное: судорога легко пробежала по его членам, не миновав ни одного (а членов было великое множество), и дьявольский огонь зажегся в глазах (важно подчеркнуть, что в обоих). Из-за голой спины выхватил он маленький дамский пистолет, который, видимо, был засунут под резинку трусов, и метким выстрелом прострелил Карлу Ивановичу, внутреннему эмигранту, руку, чиркнувшую спичкой. Тот покатился по полу, воя, словно раненый в живот. На лице его застыл немой, как рыба, вопрос: «За что?»

– За предательство! – застыл на лице гостя немой, как та же рыба, ответ.

Баба-с-Возу заверещала и, подбежав к окну, распахнула его, крича что-то на местном наречии, которым она во мгновение ока овладела. Несколько правоглазых туземцев вбежало в комнату. Их правые глаза горели, а левые дымились.

Гость стоял, не двигаясь и не проявляя никаких признаков беспокойства. Между Бабой-с-Возу и правоглазыми произошел короткий и явно не приятный ни для кого из присутствующих разговор, после чего правоглазые бросились к гостю с откровенно плохими намерениями. Властным жестом рук и ног он остановил бросок… Он остановил бросок / Властным жестом рук и ног. Стихи… Эпос. Остановил, стало быть, и – заговорил.

Он говорил по-русски, этот гость, этот герой. Речь его текла плавно и непринужденно. Он рассказывал о самой светлой и прекрасной идее человечества – о построении Абсолютно Правильной Окружности из спичек в масштабе всего восточного полушария. О тысячах и тысячах добровольцев, уже принесших себя в жертву великой этой идее. О бескрайних просторах Северного Ледовитого океана, скованного вечными льдами, о темных глубинах океана Индийского, из которых то и дело подымаются шторм за штормом и штормом погоняют, чтобы поглотить утлые челноки людей со спичками в руках…