Брачный офицер - Энтони Капелла Страница 29

Что было крайне удивительно, Джеймс столкнулся наконец с юной неаполитанкой, чья репутация оказалась поистине безупречной.

По означенному адресу в пригороде Вомеро обнаружился элегантный дом. Когда Джеймс пришел туда с проверкой, его провели в гостиную, обставленную с большим вкусом и явно свидетельствующую о достатке. Эмилия ди Каталита-Госта была помолвлена с неким штабным офицером; она немного говорила по-английски и была явно хорошо образована. Нежной миловидностью она чем-то напоминала Джейн. Тут же оказался и ее родитель, представительный господин лет шестидесяти в безупречном костюме. Он поведал Джеймсу о семейных поместьях в Тоскане, которые в данный момент, увы, оказались отрезаны линией фронта, — и вскоре они оба обнаружили общий интерес к творчеству Данте.

Было приятно оказаться в обществе цивилизованных людей. Когда наступили сумерки и стало ясно, что Джеймсу пора уходить, он воспринял это даже с некоторой досадой. И постарался деликатнее намекнуть отцу, что его рапорт не создаст ни синьорине Каталита-Госта, ни ее жениху никаких проблем, а ей самой пожелал долгого и счастливого семейного счастья. С равной деликатностью родитель кивнул, свидетельствуя, что все понял.

Джеймс перед уходом попросил разрешения слегка осмотреть дом. Отец Эмилии несколько замялся:

— Увы, во время оккупации здесь квартировались немецкие офицеры, — робко сказал он. — Мне бы не хотелось показывать вам комнаты в том виде, в каком они их оставили. Однако был бы рад, если бы вы оказали мне честь и недели через две пожаловали бы к ужину, когда все здесь вернется в прежнее состояние.

Джеймс проявил понимание, и они твердо условились встретиться через две недели.

— Да, вот еще что, — сказал синьор ди Каталита-Госта. — Хотел просить вас об одной любезности, правда, мне так неловко злоупотреблять вашим вниманием.

Джеймс заверил его, что он всецело готов оказать ему услугу.

— Не хотелось бы, разумеется, как-то влиять на ваш рапорт. Но если он и в самом деле окажется благоприятным, как мы смеем надеяться, то… моя дочь, а она у меня очень набожна, очень бы желала венчаться в первый день Великого Поста. По некоей традиции люди благородных семейств венчаются именно в этот день в кафедральном соборе. — Он развел руками. — Так было и со мной. Видите ли, всего лишь традиция, но я знаю, это бы так много значило для матери Эмилии, упокой Господь ее душу.

До первого воскресенья Великого Поста оставалось меньше недели.

— Я попробую несколько ускорить разрешение, — пообещал Джеймс.

Синьор ди Каталита-Госта поклонился.

— Вы очень добры.

— Что вы, что вы! Просто приятно во всей этой неразберихе сделать хоть что-то полезное.

Возвращаясь вниз под горку к Палаццо Сатриано, Джеймс испытывал благостное воодушевление, которое не смогло испортить даже едва теплая «Тушенка с овощами» Маллони.

В шесть утра в воскресенье его разбудил телефонный звонок. Звонил майор Хеткот. Он сразу перешел к делу.

— Что вам известно про толпу у кафедрального собора?

— Понятия не имею про толпу у собора.

— Военные полицейские опасаются, что это может перерасти в массовые беспорядки. Не изволите ли взглянуть?

Телефон отключился.

Джеймс оделся и сбежал вниз. Прикинув, если и в самом деле возможны массовые волнения, то лучше наблюдать за происходящим из джипа, чем с мотоцикла, он пошел будить Эрика.

Американец просыпался после подпития, и Джеймсу пришлось приложить некоторые усилия, чтоб втолковать ему, что выезд к возможному месту массовых волнений гораздо важней чашки утреннего кофе. Но и без кофе ушло целых четверть часа, прежде чем хмурый Эрик уселся наконец за руль, и они вдвоем покатили к собору.

У самого собора путь им преградила плотная толпа народу. Пока Эрик проталкивался со своим джипом вперед, Джеймс с изумлением смог убедиться, что вся толпа преисполнена глубокой скорби. Женщины рыдали и рвали на себе одежду. Пожилые мужчины грозили небесам кулаком. Молодые девицы с повязанными платком головами что-то бессвязно лепетали или истерически орали друг на дружку. Среди толпы, как отметил Джеймс, было немало монашек и священников, повсюду люди осеняли себя крестным знамением. Все это выглядело весьма загадочно.

Внезапно Джеймс заметил знакомую физиономию. Велев Эрику притормозить, он распахнул дверцу джипа:

— Доктор Скотерра, залезайте!

Адвокат слегка смешался, будто его застали за каким-то непристойным занятием. Но все же вскарабкался в джип и поспешил захлопнуть за собой дверцу.

— Вы бы лучше вернулись, — бросил он.

— Почему? Что, так опасно?

— Для вас? Немного, пожалуй. Толпа слишком возбуждена. Но в данный момент я больше забочусь насчет себя. Лучше бы меня рядом с вами никто не видел после вашей опрометчивой попытки призвать к порядку торговцев пенициллином.

— А, так вы уже слыхали… — отозвался Джеймс.

— Друг мой, — сказал пренебрежительно доктор Скотерра, — события того дня уже преобразились в изящную балладу, которая распродается в городских скверах по пять лир за листок. Ваше имя поминается непрерывно, и отнюдь не в лирических строках, но подхватывается всеобщим хором, при этом сопровождаясь определенными жестами, которые неизменно вызывают всеобщее ликование. Вы ведь помните, я не советовал вам в данный момент затевать эту операцию. А теперь, могу я сойти?