Путь Людей Книги - Ольга Токарчук Страница 29

Целый день Делабранш говорил и показывал, показывал и говорил. Он водил гостей по своему странному дому, и у них возникло подозрение, что у дома этого нет конца, что он разрастается и вгрызается в гору, и за множеством забытых дверей начинаются новые проемы и коридорчики. Закоченев в холодном воздухе, которым веяло от каменных стен, они, чтоб согреться, выходили на залитую резким горным светом террасу. Но там так сильно дуло, что слова Делабранша разлетались как засохшие листья. Тогда все возвращались в переднюю комнату, где толстая служанка, а может, жена или сожительница хозяина приносила что-нибудь горячее: кофе или похожий на бульон овощной отвар — мяса тут не ели. Затем они продолжали осмотр этого диковинного музея. Увидели библиотеку, полную редких книг — среди них попадались такие, о существовании которых Маркиз даже не слышал. Были там Аристотель и Платон — без них не могла обойтись ни одна библиотека; были Порфирий и Ямвлих, и рядом — произведения Пифагора, Плутарха и Прокла. С великими медиками — такими, как Гиппократ, Гален, Авиценна и Парацельс, — соседствовали философы-маги: Альберт Великий и Василий Валентин. Было там первое восьмитомное издание Делла Порты и его же, меньший по размеру, но не менее знаменитый труд «Спр! о1о§1а». Была «Зипипа регГесИотк» Джабира, которая, как полагал Маркиз, вообще не издавалась и остается несбыточной мечтой философов. Были «Т)е оссика рЫ1о$орЫа» Агриппы и проклятый Церковью «А1пе18тиз 1гштрпаШз» Кампанеллы. Стоял там и труд великого Кардано, составившего и интерпретировавшего гороскоп Христа, отчего Кардано вынужден был остаток жизни скрываться от неустанно разыскивавшей его инквизиции. Рядом с авторами, воспевающими разум и величие человека — Бруно и Ванини, Абеляром и Луллием, — стояли краткие научные трактаты Мариотта, Торичелли и Галилея. На столике для чтения лежала раскрытая книга Регия, в которой он представил круговорот изменений как самый универсальный закон природы. В конце Делабранш показал рукопись своего труда — «Тавматология, или Учение о чудесах».

Уже смеркалось, когда их второй раз более-менее основательно покормили: к столу были поданы горячие лепешки, на которых лежали запеченные с сыром овощи, а также фиги, виноград и персики. Подогретое вино с травами разбудило кровь и иззябшие тела ровно настолько, чтобы Маркиз и Вероника, удовлетворившие физические потребности, могли покойно и умиротворенно расположиться в библиотеке и выслушать рассказ Делабранша о главном труде его жизни. Написанную часть «Тавматологии» автор решил изложить кратко, а о ненаписанной рассказать поподробнее. Веронику так утомил насыщенный впечатлениями день, что она уже в самом начале перестала слушать. Погрузившись в состояние приятного оцепенения, она, полузакрыв глаза, искала под веками картину последних ночей. Гош, напуганный видом гомункулуса, с облегчением покинул каменный дом и присоединился к лошадям и собаке. Только Маркиз не ощущал усталости. Сосредоточившись, напрягшись, он не сводил глаз с расхаживавшего по библиотеке Делабранша. Можно было подумать, что он забыл о Веронике, о себе, о предстоящем нелегком пути. Глаза перестали слезиться, и жжение прекратилось. Он не чувствовал даже холода, которым тянуло от стен. Зато чувствовал себя человеком, который еще никуда не отправился, который лишь планирует экспедицию, и впереди еще полно хлопот. Но одновременно ему казалось, будто он уже вернулся с новым знанием и новым опытом, обернувшимися в итоге новыми вопросами. Впрочем, пространство, в котором он перемещался, было восхитительно знакомым, ограниченным известными словами, понятиями и умозаключениями, дозволяющим строить временные жизни, составляя их, как из кубиков, из слов. Все начинается и заканчивается в уме. И пальцем не шевельнув, можно создавать новые абстрактные миры, исполненные логичной гармонии, приятные разуму не менее, чем отличнейшее вино языку. А если в форме какого-либо из этих миров обнаружится хоть малейший изъян — недосказанность или противоречие, — его можно будет разрушить незначительным усилием воли и тут же приступить к созиданию нового. Делабранш подбрасывал Маркизу кубики для возведения этих интеллектуальных построек. Поначалу Маркиз слушал с напряжением, однако погодя рассудок подсказал ему новый способ: теперь он слушал, смотрел и полемизировал с Делабраншем, углубившись в грандиозные, бесконечные лабиринты собственных мыслей, где всегда найдется время и место для любого спора. Делабранш говорил о том, что Маркиз уже знал, а если не знал, то предчувствовал. Отчего у него появилась возможность слушать самого себя и с самим собой не соглашаться.

— Быть философом значит замечать дух там, где другие видят только букву, — говорил Делабранш. — Философа часто называют магом, но маг это прежде всего мудрец, способный разгадать окружающую его со всех сторон тайну. Первый шаг к разгадке — раскрытие причин, последствия которых нас ошеломляют. Чаще всего оказывается, что причины у чудес самые банальные и нет такого явления, которому нельзя было бы найти логичное объяснение. Это лишь вопрос времени. Великие маги были мудрее ученых философов. Они не только обладали знанием, но и умели его использовать. Разве не волхвы благодаря знанию звездных законов обнаружили знак, предвещающий рождение Христа? Сколь же эфемерна граница между магией и тем, что именуется наукой, если, ворожа по звездам, мы открываем управляющие ими законы и заставляем эти законы вкупе с прорицаниями служить действительности. Ясно, что не все предсказатели — волхвы и мудрецы. Нужно отличать настоящего мага от фокусников-отравителей, которые гадают по требухе и по кофейной гуще. Маг в подлинном значении слова велик и добр, ибо обладает знанием обо всех вещах, способен выявить естественную связь между причиной и следствием, а также умеет вызывать, называть и доступно объяснять поразительные явления, происходящие в природе. Магия — область, легко поддающаяся извращениям. Как вера может переродиться в ритуал, так и любое познание может запутаться в догмах. И тогда станет мертвым и смешным. Истина; в силу своей природы, представляется человеческому уму подвижной и переменчивой, ибо она необычайно сложна. Создание бездушных аксиом и жестких утверждений с целью описания истины только отдаляет нас от ее познания. Приведу пример. Желая описать природу листа, мы скажем, что он состоит из зеленой однородной субстанции. Однако, поднеся его к свету, мы увидим, что субстанция эта — сложная система прожилок, точек, выпуклостей. Еще раз посмотрев на лист, но уже через увеличительное стекло, мы убедимся, что и эти прожилки неоднородны. Если взять еще более сильную линзу, окажется: то, что мы считали основными элементами, — одна из высших форм организации.