Война и причиндалы дона Эммануэля - Луи де Берньер Страница 29

Несмотря на упорные требования Франко и некоторых других партизан расстрелять генерала без разговоров, Ремедиос настояла на проведении судебного разбирательства, как полагается. Отца Гарсиа назначила защитником, Франко – обвинителем. Решение присяжных принималось голосованием всего лагеря, а сама Ремедиос вынесет приговор, если генерала признают виновным.

Фуэрте, постаревшего и усталого, в той же крестьянской одежде, привели на поляну. Партизаны развалились на травке, некоторые беззастенчиво дремали; Ремедиос велела принести из хижины стол. Усевшись, с важным видом прокашлялась и постучала по столешнице рукояткой револьвера.

– К порядку! – сказала она. – Заседание суда объявляется открытым. Франко, говори первым.

Франко поднялся, сплюнул и заговорил:

– Этот сучий сын командует войсками в нашем округе, и всем хорошо известно, что они тут творят. Не было б нужды рассказывать, что у нас происходит, да вот, оказывается, ихний командир вроде единственный, кто не в курсе. К примеру, солдаты устроили побоище в поселке Федерико лишь потому, что жители не позволили изнасиловать девушку, и если уж говорить об изнасилованиях… – он в ярости развернулся к генералу… – твоя солдатня хватает и поганит даже маленьких детей!

Генерал поморщился.

– Мне точно известно, – продолжил Франко, – в нашем департаменте они обчистили пятнадцать поселков, один дважды. Они убивают учителей, врачей и священников. Еще мне известно, да и все знают, что военные сбывают марихуану с кокаином и получают барыши. Они забирают все, что им глянется, едва приспичит, беспрестанно зверствуют и доходят до такой жестокости, что и простым крестьянам, как мы с вами, и культурным людям, как Ремедиос, и даже священникам, как Гарсиа, приходится покидать дома и браться за оружие. – Он со злостью ткнул пальцем в генерала. – И вот кто за все в ответе! Разве не ясно? Он должен умереть!

Фуэрте явно разволновался, и Гарсиа сказал:

– Кажется, генерал хочет что-то сказать.

Генерал заговорил сдержанно и с достоинством:

– Мне об этом ничего не известно. Я всегда считал, что подобные разговоры – досужие вымыслы, и сейчас полагаю так же. Тем не менее я бы хотел выслушать все, что вы расскажете, и даю честное слово – если буду освобожден, сделаю все возможное для устранения несправедливости, если она имела место, и призову к ответу тех, кто ее совершил. Я реорганизовал полицию Вальедупара и сделаю то же самое со своими подчиненными. Позвольте сказать: я всегда действовал на основании полученной информации. Не моя вина, если она была недостоверна; нельзя меня в этом винить. Я был бы убит, если б мне пришлось поверить, что армия, смысл моей жизни, армия, которую я люблю, может творить подобное.

– Дело-то не только в армии! – зло перебил Франко. – Ты же губернатор всего Сезара. Хочешь, чтоб мы поверили, какой ты благородный и порядочный? Ты оглянись вокруг! То, что я скажу, любому крестьянину известно! Справедливости не сыщешь, коли ты не богач, по закону ничего не делается, обязательно взятку суешь чиновникам и судье, а до них – еще полицейским, если сумеешь их найти. Во всем округе чиновники пальцем не шевельнут без взятки, и все равно потом ни хрена не делают, да поди их еще поймай! Куда ни глянь, везде нищета! А отчего? Да оттого что канцелярские крысы общественные денежки себе в карман сливают! Это позор всей страны, народ должен бы сгореть со стыда. Бесчестье – наш образ жизни, и во главе – ты, генерал! Чего после этого стоит твоя честность с порядочностью? И чего стоит твоя жизнь?

– Моя жизнь не стоит ничего, – ответил генерал. – Сколько живу, трудился во благо отечества и, бог даст, умру на службе ему!

– Ты умрешь, потому что ничего не сделал для Родины, только разгуливал в красивом мундирчике, шлялся по званым обедам да книжечки про бабочек пописывал! А твой народ погибал! Глаза б на тебя не глядели! – Франко говорил с таким презрением, что после его речи воцарилось долгое молчание.

– Будет тебе, Франко, – мягко проговорил Гарсиа, – неужели ты серьезно думаешь, что генерал мог в мгновенье ока исправить то, что сложилось за четыреста лет? Мы оба знаем, Франко, что нашу страну захватили варвары, ненасытные дикари, и они разрушили древние цивилизации. Сегодня нами правят их потомки, разве что умеющие читать и писать. Здесь всегда было так, как ты говоришь, в этой христианской стране, куда Господь и носа не кажет, потому что Ему стыдно находиться среди нас. Но виноват в этом не генерал. И кто ты такой, Франко, чтобы рассуждать о справедливости? У нас даже суд несправедлив. Вы все хотите, чтобы генерала расстреляли, и когда подойдет время, каждый скажет «виновен», хоть вы и знаете в глубине души, что он – обманутый невинный человек. Это, по-вашему, справедливость? В цивилизованных странах человека судят равные ему. Кто из нас может равняться с генералом? Сами видите, он – образованный и благородный человек. По Конституции нашей страны, куда правительство, надо признать, так редко заглядывает, генерала должен судить военный трибунал. У нас здесь трибунал? Его должны судить равные ему. Мы что, генералы? Да какие мы генералы.