Путник, зашедший переночевать - Шмуэль Агнон Страница 28

Но хотя я и стремился сблизиться с Йерухамом, но особой близости с ним не, искал, только неизменно здоровался. Лишь однажды прошел мимо, даже не поздоровавшись, но в тот день мои мысли были заняты потерей ключа, и Йерухама я попросту не заметил.

Сейчас, поздоровавшись с ним и немного уже отойдя, я вдруг обернулся и увидел, что он смотрит мне вслед, высунув голову из-под поднятого колена. Я вернулся и сказал: «Послушай, что я тебе скажу. Ты все время делаешь вид, будто терпеть меня не можешь, а на самом деле ищешь моей дружбы. Может, нам стоит выяснить, почему ты себя так странно ведешь?»

«Потому что ты начало и вершина всех моих бед, — неожиданно сказал он. — И все беды, которые пришли следом за этим, тоже вызваны тобой».

«Как это? — удивился я. — До того как я приехал сюда, мы друг друга никогда не видели — ведь я уехал в Страну Израиля, когда ты был ребенком, а может, и вообще еще не существовал, — и вдруг ты заявляешь, что я начало всех твоих бед и причина всего, что за ними последовало».

«Ты совершенно прав, когда ты уехал отсюда, я еще не родился», — сказал Йерухам.

Я засмеялся: «Видишь, значит, у тебя нет никакого основания связывать твои дела со мной, тем более — относить свои беды на мой счет».

«Выходит, ты считаешь, что нет такой причины?» — спросил Йерухам.

«Да, я именно так считаю, и твои слова только подкрепляют мое мнение. Разве ты не сказал, что еще не пришел в этот мир, когда я отсюда уехал? Как же иначе понять твои слова?»

«А так, что именно твой отъезд в Страну Израиля как раз и породил все мои беды».

«Каким образом, друг мой, каким образом? Скажи! Веревка, на которой палач повесил осужденного, слегка покачивается. Похоже, что преступник недоволен этой честью».

«Сейчас я тебе объясню», — сказал Йерухам.

«Да, пожалуйста, объясни, друг мой. Я вообще-то человек нелюбопытный, но в данном случае хочешь не хочешь, а проявишь любопытство. В чем же дело? Почему ты смотришь на меня так, будто видишь меня во сне?»

«Когда я был ребенком, — сказал Йерухам, — я много слышал о тебе».

«Мне и в голову не приходило, что мои соотечественники будут говорить обо мне после моего отъезда, — сказал я. — Не потому, что я такой скромник, а по той простой причине, что, отряхнув пыль родного города со своих ног, я постарался стереть память о нем в своем сердце. Так что же тебе довелось слышать обо мне?»

«Я слышал, — сказал Йерухам, — что был в городе парень, непохожий на всех остальных. В чем-то лучше, чем они, но в чем-то и хуже. И как-то раз он исчез. Думали, что он по своему обычаю бродит по лесам в одиночку, но, когда прошло несколько дней, стали спрашивать у отца, куда подевался его сын. А тот ответил, что сын уехал в Страну Израиля».

Я сказал: «И что же, кто-нибудь говорил, что я дурно поступил, уехав туда? Или это ты считаешь, что я сделал что-то нехорошее? Видит Господь, я не украл в храме и не сбежал с краденым. Душа моя рвалась взойти в Страну Израиля, и отец, благословенна память его, дал мне денег на дорогу. И поверь, это были чистые деньги. Так что же плохого было в моем отъезде?»

«Что плохого? — переспросил Йерухам. — Напротив, ты поступил хорошо — ведь ты там преуспел и заслужил доброе имя. Но…»

«Что оно значит, твое „но“?»

«Но мне ты причинил этим зло, большое зло ты мне причинил».

«Каким образом?!»

«До того как ты уехал в Страну Израиля, она не была для нас чем-то реальным. Ты ведь знаешь наших сионистов, что молодых, что старых, для них главное — сойтись, поговорить за едой насчет Страны Израиля и собрать положенные взносы. Но с тех пор, как ты уехал в Страну Израиля, она стала для нас реальностью — как же, один из наших уехал туда! Со временем, когда я дозрел до понимания происходящего, я тоже принял эту Страну в свое сердце, но не Страну сионистов нашего города, а твою Страну Израиля, и принял настолько, что весь мир, на мой взгляд, недостоин был и одной крупицы ее земли».

«Если так, то, выходит, ты только выиграл благодаря мне».

«Я тоже так считал, — сказал Йерухам, — поэтому и потянулся за тобой: ты и Страна Израиля стали в моих глазах одно. Я представлял себе: вот я приезжаю туда, прихожу к тебе и говорю: „Я из твоего города и благодаря тебе тоже приехал сюда“. Ты тут же протягиваешь мне руку дружбы, и я вижу, что у меня есть брат в Стране Израиля. А потом ты достаешь апельсин, делишь его на двоих и говоришь: „Бери и ешь“. Много апельсинов я ел там, в Стране Израиля, были дни, когда это было моей единственной пищей, но той дольки апельсина, которую я ожидал получить из твоих рук, мне не хватало».

«Но почему же ты не пришел ко мне?» — спросил я.

«Почему я не пришел к тебе? А разве ты был там? Когда я похвастался перед своими тамошними друзьями, что собираюсь навестить тебя, они сказали мне: „Этот человек покинул Страну“».

Я вздохнул: «Это правда, в те дни я жил в Берлине».

«Ты жил в Берлине, — сказал Йерухам, — ты наслаждался всеми благами жителей большого города, а наши сердца ты заразил ядом Страны Израиля».

Я посмотрел на него и воскликнул: «Любовь к Стране Израиля ты называешь ядом?! Я не хочу спорить с тобой, но ответь мне, пожалуйста, что же, по-твоему, я должен был сделать?»

Он спокойно посмотрел на меня и дружелюбно сказал: «Умереть, господин мой, умереть».

«Тебе надоела моя жизнь?» — спросил я.

«Если ты не нашел удовлетворения от жизни в Стране, — ответил он, — ты должен был, господин мой, покончить жизнь самоубийством».

«Покончить жизнь самоубийством?!»

«Или исчезнуть. Или сменить имя, чтобы никто не знал, что ты еще жив. Или…»

«Или?»

«Или надеть рубище изгнанника и бродить с места на место, целовать повсюду землю, бить себя в грудь и кричать: „Я тот, который увлекал за собой людей в Страну Израиля и ошибался при этом. Люди, не следуйте за мной“».

«Разве я тебя соблазнял ехать следом за мной?» — спросил я его.

Он ответил: «Хочешь, я прочту тебе кое-что?. Те стихи, которые ты сочинил перед тем, как уехать в Страну?»

«Стихи, которые я сочинил?»

Йерухам выпрямился во весь рост, сдвинул ноги по-солдатски, сложил руки на груди и произнес с выражением: