Дверной проем для бабочки - Владимир Гржонко Страница 28

Динамик снова ожил; голос Матильды на этот раз был мягким, вкрадчиво ласковым. Она обращалась к нему, к Карлосу. Он расслышал только мурлыкающий обрывок фразы и представил себе огромную мягкую грудь, от которой ему опять пришлось оторваться. Лифт остановился, и перед ними возник бормочущий извинения швейцар. Маленькая женщина даже не взглянула на него и стремительно поволокла Карлоса на улицу. Он хотел разозлиться на бесцеремонную Маленькую женщину, но почему-то не смог. Хотя остатки обретённой утром силы ещё не совсем исчезли, Карлос чувствовал, что их необходимо сохранить для чего-то большого, серьёзного и важного.

Они выбрались на Пятую авеню, и Карлос застыл в изумлении. Он совсем забыл, что существуют, оказывается, красивые городские улицы, полные довольного и беспечного народа и даже женщин — больших и маленьких, худых и толстых, белых и не очень. И все они вели себя так, словно ничего, ну совсем ничего не изменилось и никакие загадки не разгаданы. Значит, все, что он пережил и в парке, и там, наверху, — какая-то дешёвая ерунда! Его подло обдурили! Или он сам себя обдурил? Как будто после сеанса в кинотеатре, где было всё: и невероятные страстные красотки, и яркое солнце с яхтами и пальмами, и лёгкий — без тягот и досады — успех, и, главное, уверенность — как бы там ни было, всё обязательно закончится хорошо. А потом торопливая толпа на выходе из зала и нудный серый день, которому наплевать на все эти киношные штучки! Только в кино-то он понимал, что его дурят, а сейчас… Ничего, совершенно ничего не изменилось! Обычный день и обычные люди. Да, его обманули… Карлосу внезапно захотелось вернуться в знакомую и безрадостную Мексику. Там, по крайней мере, ему никто ничего не обещал. Там, в знакомом до каждой трещины на потолке покосившемся доме до сих пор стоит облезлая материнская статуэтка…

Карлос бездумно поплелся вниз по Пятой авеню. Всё недавнее напряжение, все его переживания куда-то отлетели, и осталась только белая бесконечная грудь, по которой он сейчас шёл как по тротуару. В памяти не осталось ни прохладного запаха, ни лёгкого тела, ни горячего шоссе… Я же взрослый мужчина, вяло подумал Карлос, зачем мне эта необъятная грудь? А может, действительно вернуться домой? Мимо шли женщины — много женщин, но ни одна из них ни трезвым взглядом, ни выхолощенной мужской походкой не могла бы сейчас заинтересовать Карлоса. Он вспомнил, как ходил по улицам раньше — приглядываясь и принюхиваясь, — горько усмехнулся и, не останавливаясь, закурил. Но и вкус, и запах сигареты почему-то только возвращали вязкое прилипчивое воспоминание. Светилась она, как же! Корова толстая! Карлос бросил сигарету и с наслаждением придавил её подошвой, прижигая колышущееся тело асфальта.

Только переходя улицу, Карлос обнаружил, что рядом бойко семенит Маленькая женщина. Она крепко держала его за рукав, и Карлос не понял, боится ли она потерять его в толпе или подозревает, что он может от неё сбежать. Женщина внимательно смотрела на него круглыми жёсткими глазами, как будто наблюдала за действием принятого им лекарства. Ах да, вспомнил Карлос, она же думает, что я приведу её к Очкарику. Ему захотелось стряхнуть с себя эту цепкую руку и действительно куда-нибудь исчезнуть, раствориться в ничего не обещающей чужой толчее. Он снова подумал о Большой женщине, пославшей ему вслед неразборчивую ласку, и понял, что если сейчас сбежит, то навсегда потеряет возможность вернуться в ту комнату…

Размышляя о том, как ему следует поступить, Карлос заметил нелепого толстого старика в забавной шляпе с пером. Увидев Маленькую женщину, старик надул щеки, закивал головой, заулыбался и через минуту уже шёл им навстречу. Он раскинул руки так, словно пытался загородить им дорогу, и хрипло произнес что-то невнятное. Маленькая женщина остановилась; Карлосу показалось даже, что она хотела было свернуть в сторону, чтобы не встречаться со смешным стариком. Но тот уже положил пухлую ладонь на хрупкое женское плечо.

— Милая, — прохрипел старик, — я знать… э-э, гулять и знать! Только что из кирх… из церковь! Утренний церковь. Наш Вилли… он… это… Тьфу, мать твою!

Старик захрипел что-то на незнакомом Карлосу языке, но было видно, что он очень рад встрече и что, густо матерясь, старается выложить какую-то важную историю, случившуюся то ли с ним, то ли с Очкариком, которого, как понял Карлос, тот упорно называл Вилли.

— Привязался же на мою голову… — пробормотала женщина себе под нос, когда старик решительно взял её под руку и покосился на Карлоса, которого она всё ещё держала за рукав. Старик поволок их обоих за собой, бесцеремонно расталкивая прохожих. Он больше ничего не говорил. Но, когда поворачивал голову, по его широкому лицу было понятно, что он приготовил какой-то сюрприз и ужасно раздражён, потому что ему не хватает растреклятого английского, чтобы объяснить, насколько это важно. Карлос видел, что Маленькая женщина растеряна, рассержена и совсем не хочет идти со стариком, но не попытался вмешаться. Сам-то он не знает, где теперь искать очкарика Билли, так что этот толстый старикан попался очень даже вовремя.

— Давай-давай, — пыхтел старик, — блядская толпа! Суки! Ещё… уже тут, почти! Если сказать — я сошел с ума, но если смотреть… Я показать вам наш Вилли! Сейчас-сейчас!

— Вы что, видели Билли? — встрепенулась маленькая женщина. — Да скажите же вы толком, герр Вольф!

— Именно, именно, это надо смотреть, — перебивая её, закивал было старик, но закашлялся и, кроме хрипа и обещания порвать сраку какому-то подвернувшемуся пареньку с ручной тележкой, больше ничего от него невозможно было добиться. Маленькая женщина округлила глаза, и Карлосу показалось, что вот сейчас она вскипит, сорвётся, и тогда… Но она ничего не сказала, только оглянулась на Карлоса, как бы прикидывая, нужен ли он ей ещё или нет. Но руки его не выпустила. Они почти бежали по Пятой авеню в сторону центра, невольно вытянувшись цепочкой. Замыкавший цепочку Карлос со смущением подумал, что мало ему дурацких детских видений, так он ещё и ведет себя как ребенок: послушно следует за энергичной Маленькой женщиной, позволяя ей вести себя за руку, как мальчишку.

Наконец они остановились перед каким-то высоченным собором. Старик, ещё не отдышавшись, замахал руками в сторону тяжелых, плотно закрытых дверей, вознесённых над толпой на пару десятков ступеней. Понятно было, что его сюрприз находится где-то там, внутри. Только ему не хватает дыхания, чтобы взобраться по широкой лестнице. Маленькая женщина с сомнением посмотрела на старика, потом на Карлоса и пожала плечами. Старик мычат, хрипел и взмахами рук посылал её туда, наверх… а, может быть, и куда подальше. Уж больно яростной была его физиономия! Сам он грузно опустился на ближайшую ступеньку и попытался перевести дух. Маленькая женщина снова взглянула на Карлоса, потом коротким движением подняла и опустила руки, как будто стряхнула с них какую-то дрянь и, крикнув Карлосу, чтобы он позаботился о герре Вольфе, бросилась по ступенькам ко входу в собор. Карлос краем глаза заметил, что она борется с тяжёлой закрытой дверью, и шагнул к старику. Тот тоже понаблюдал за судорожными движениями Маленькой женщины, потом вцепился в руку Карлоса и стал подниматься.

— Давай, быстро, наверх, — сказал он тоном, каким обращаются к чужой собаке, и потянул Карлоса по ступенькам, кося на него глазом. — Хреновая лестница, — бормотал он себе под нос, — хренов помогальщик! Правильно, что не уехал тогда Мексика! Все бляди!