W или воспоминание детства - Жорж Перек Страница 28
W или воспоминание детства - Жорж Перек читать онлайн бесплатно
Довольно скоро моя бабушка и моя тётя Эстер вернулись в Париж. Я поехал жить к тёте Берте, золовке Эстер; у неё был пятнадцатилетний сын Анри, и она жила в доме, находившемся в нижней части Виллара, около катка и короткой лыжни, которую называли, по-моему, «Купальни» (была и вторая, «Колокольчики», и третья, «Отметка 2000», намного труднее и намного длиннее). Кажется, дом был большой; что-то вроде шале с большим деревянным балконом. У меня была хорошая комната с кроватью посередине. Как-то я заболел, и вместо лекарства Берта поила меня отваром из вишнёвых черенков, который мне очень не нравился. В другой раз она ставила мне на спину банки, и эта операция остаётся запутанно связанной с регулярными кулинарными занятиями Берты: она вырезала с помощью стакана и в строгом порядке, чтобы экономнее использовать тесто, маленькие кружки, которые раскладывала потом на промасленный противень, его отправляла в печь, и кружки превращались в песочные пирожные или, после ещё более деликатных манипуляций — в маленькие рогалики с начинкой.
Ребёнок W почти ничего не знает о мире, в котором будет жить. Первые четырнадцать лет жизни ему позволяли, так сказать, вести себя по своему усмотрению и не старались внушать ни одну из традиционных ценностей общества W. Ему не прививали любви к Спорту, его не убеждали в необходимости усилий, его не подчиняли жёстким законам соревнования. Он — дитя среди детей. Никто не воспитывал в нём желание обогнать, перегнать других; его естественные потребности удовлетворялись; никто не противостоял ему, никто не возводил перед ним стену порядка, логики, Закона..
Все дети W воспитываются вместе; первые месяцы матери держат их рядом с собой, в обволакивающем тепле яслей, установленных в гинекеях. Затем их отправляют в Дом Детей. Это длинное одноэтажное здание с широкими окнами, в стороне от Крепости, посреди большого парка. Внутри — огромный зал без перегородок, одновременно спальня, игровая комната и столовая; в одном конце — кухни, в другом — душевые и туалеты. Мальчики и девочки растут здесь бок о бок, в полнейшей и счастливой тесноте. Их может быть до трёх тысяч, пятьсот девочек и две тысячи пятьсот мальчиков, но и неполного десятка воспитателей обоих полов вполне достаточно, чтобы надзирать за ними. Слово «надзирать» здесь, впрочем, не годится. Дети не подлежат никакому надзору; нельзя даже сказать, что они существуют в каких-то рамках; взрослые не исполняют никаких педагогических функций, даже если иногда им приходится давать советы и что-то объяснять; их главная задача — соблюдение санитарного порядка: медицинский контроль, диагностика, профилактика, простейшие хирургические операции: аденоиды, миндалины, аппендицит, вправление и т. д. Самые старшие из детей, подростки тринадцати-четырнадцати лет, заботятся о самых маленьких, учат их убирать постель, стирать бельё, готовить пищу и т. д. Каждый самостоятельно выбирает себе распорядок дня, занятия и игры.
О том, что происходит в деревнях и на стадионах, они имеют самое смутное, почти целиком выдуманное представление. Их владение огромно, его границы заросли колючим кустарником, и дети даже не подозревают, что непреодолимые препятствия — рвы, заграждения под электрическим током, минные поля — отделяют их от взрослого мира. Порой они слышат вдали крики, взрывы, звуки труб, они видят, как в небе пролетают тысячи разноцветных воздушных шаров или торжественно выпущенные голуби. Они знают, что это отголоски грандиозных праздников, на которые они однажды будут допущены. Иногда они подражают им радостными массовыми фарандолами, или же ночами, потрясая горящими факелами, устраивают безумные кавалькады и, запыхавшись, опьянев от счастья, падают вперемешку друг на друга.
Дети навсегда покидают свой Дом на пятнадцатом году жизни; девочек отправляют в гинекеи, откуда они будут выходить лишь по случаю Атлантиад, мальчиков — в деревню, где они станут атлетами.
Нередко у подростка складывается волшебное представление о мире, который его ожидает: грусть, которую он, возможно, испытывает при расставании со своими товарищами, развеивается от уверенности, что вскоре он снова их увидит, и он с радостным нетерпением, а то и с воодушевлением садится в прилетевший за ним вертолёт.
Не менее трёх лет приписанный к какой-либо деревне ребёнок будет оставаться в ней новобранцем, прежде чем станет её Атлетом. Он будет участвовать в утренних тренировках, но не в чемпионатах. Первые шесть месяцев он проведёт в наручниках, в колодках, прикованный по ночам к кровати, иногда и с кляпом во рту. Это так называемый Карантин, и можно без всякого преувеличения сказать, что это самый тяжёлый период в жизни Спортсмена W, а всё последующее — унижения, оскорбления, несправедливость, побои — почти ничто; его невозможно сравнить с этими первыми часами, этими первыми минутами. Знакомство с жизнью W и впрямь ужасающее зрелище. Новобранец пробегает Стадионы, тренировочные лагеря, гаревые дорожки, казарменные проходы; пока ещё он — спокойный и доверчивый подросток, для которого жизнь перемешана с братским теплом тысячи его товарищей, и всё, что ассоциировалось для него с образами пышных празднеств, — крики, триумфальная музыка, взлёт белых птиц — предстаёт перед ним в невыносимом свете. Потом он увидит, как возвращается когорта серых от усталости и шатающихся под тяжестью дубовых колодок побеждённых Атлетов; он увидит, как, открывая рты и издавая хрипы, они внезапно валятся с ног; он увидит, как чуть позднее они бьются, разрывая друг друга на части, за кусок колбасы, за глоток воды, за затяжку сигареты. На заре он увидит, как, напичканные свиным салом и накачанные скверным алкоголем, возвращаются и падают в свою блевотину Победители.
Так пройдёт его первый день. Так же пройдут и следующие. Сначала, он ничего не поймёт. Старшие новички попробуют ему объяснить, рассказать, что происходит, как происходит, что нужно делать и чего не нужно делать, но скорее всего у них ничего не получится. Как объяснить, почему то, что ему открывается, есть не что-то чудовищное и кошмарное, отчего он внезапно проснётся и что сумеет отогнать от себя; как объяснить, почему это и есть жизнь, реальная жизнь, почему каждый день будет именно это, почему существует именно это и ничто другое, почему бесполезно верить, что существует что-то другое, делать вид, что веришь в другое, почему даже не стоит пытаться это скрыть или приукрасить, почему даже не стоит делать вид, что веришь во что-то, что было бы за этим, под этим, над этим? Есть это, и это всё. Есть ежедневные соревнования, есть Победы, есть поражения. Чтобы жить, надо сражаться. Выбора нет. Другой альтернативы нет. Невозможно закрыть глаза, невозможно отказаться. Не от кого ждать помощи, жалости, спасения. Невозможно даже надеяться, что время это уладит. Есть это, есть то, что он видел; порой, это будет менее страшно, чем то, что он видел, а порой, это будет ещё страшнее, чем то, что он видел. Но куда бы он ни обратил свой взор, он увидит это и ничто другое, и только это будет настоящим и истинным.
И всё же даже самые старые Атлеты, даже впавшие в детство ветераны, которые корчат из себя клоунов на дорожке между двумя состязаниями и которых веселящаяся толпа забрасывает гнилыми огрызками, даже они продолжают верить, что есть что-то другое, что небо может быть голубым, суп вкусным, Закон мягким, верят, что заслуга будет вознаграждена, верят, что победа им улыбнётся и что она будет прекрасна.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии