Гастарбайтер - Эдуард Багиров Страница 28

Я обомлел. На взятку в этот вуз, один из самых престижных в России, я не смог бы заработать и за несколько лет. Обладателям диплома ГУУ можно больше не беспокоиться о дальнейшей жизни. Совершенно обалдев, я позвонил матери и попросил её прислать мой школьный аттестат.

А через три дня Анну Сергеевну расстреляли прямо на пороге её банка.

Муж Анны Сергеевны возиться с автобазой не захотел – для него, серьёзного и влиятельного бизнесмена, предприятие такого уровня было просто лишним камешком в ботинке. Грузовой и пассажирский транспорт распродали, а прилегающую территорию и инфраструктуру сдали кому-то в аренду. Я, хоть и остался без работы, расстраивался недолго – в моём распоряжении была вся клиентская и партнёрская база. Один день, потраченный на уведомления партнёров о сложившейся ситуации, и мой телефон начал звонить круглосуточно. Работа снова закипела, но я выступал уже в качестве частного посредника. Что, в общем, никоим образом мне не повредило. Даже наоборот, у меня отпали заботы об автобазе и сотрудниках. За небольшие деньги я нанял себе водителя с личным автомобилем, и он по мере необходимости возил меня по неохваченным автохозяйствам Подмосковья. Через некоторое время эмпирическим путём я подобрал себе наиболее надёжного партнёра, бесперебойно обеспечивавшего меня необходимым количеством заказов, и успокоился. Партнёром этим оказалась фирма «Викман», владел которой интеллигентный и образованный армянин лет сорока, по имени Карлен, с которым мы частенько вели задушевные разговоры, сидя у него в офисе за рюмкой ароматного армянского коньяку. А работа? Работа шла сама по себе.

Например, звонит мне диспетчер и хочет заказать двухэтажный автобус с кондиционером, кофемашиной и телевизором, для проведения экскурсии по Золотому Кольцу группы ударников урюпинского, ордена Трудового Красного Знамени, матрешко-изготовительного комбината имени товарища Амилькара Кабрала. Ну, хорошо. Аренда автобуса такого уровня стоила тогда долларов тридцать за час, я быстро находил свободный транспорт по собственным каналам либо, не мудрствуя лукаво, просто у какого-нибудь другого диспетчера, и урюпинцы со счастливыми лицами отстёгивали мне за это удовольствие уже, скажем, тридцать три доллара. Это за час. Умножьте три-четыре доллара на количество часов, необходимых для поездки по длинному списку сгнивших, провинциальных дыр Золотого Кольца – и вы всё поймёте. К тому же у меня ежедневно выполнялось немалое количество и внутригородских заказов. Прекрасно понимая конъюнктуру момента изнутри, я подчас не стеснялся загибать совсем уж потолочные цены, и нередко заработок от двухсот до пятисот долларов в день вовсе не казался мне чем-то сверхъестественным. Мелкие же заказишки, типа трёхсотрублёвых «Икарусов» для шереметьевских трансферов, я, даже не выслушав до конца, царственно и абсолютно бескорыстно сплавлял по другим адресам. И меня дружно ненавидели все несчастные рядовые диспетчеры, работающие на дядю за жалкие пять процентов от заказа, завистливо глядя, как каждый раз я уносил из их конторок пачки и связки денег, небрежно побросав их на дно сумки.

Как-то раз я заехал к Карлену в офис за очередной порцией платежей за выполненные заказы. Мы сидели в кабинете, попивали коньячок и смотрели телевизор. Компанию нам составлял брат Карлена, Зарзанд. Он так же, как и его брат, окончил когда-то философский факультет Московского университета, а теперь работал директором одного из московских рынков. На экране брызгал слюной бывший депутат, юродивый Рогозин, который после того, как его выгнали из его партии, возглавил какую-то крошечную фашистскую организацию. Дурак вовсю распинался, а мы, два армянина и азербайджанец, весело смеялись над каждым его откровенно популистским речевым оборотом. Цитаты дурака здравым смыслом похвастаться не могли, но на стадо сочувствующих ему идиотов впечатление наверняка производили.

«Власти явно напуганы тем, что рядовой избиратель-москвич сделает свой выбор в пользу Движения Против Нелегальной Иммиграции – ДПНИ. Организации, которая предлагает не пособничать, а бороться с этнической мафией, нелегальной иммиграцией и формированием в столице закрытых этнических анклавов-общин! Вновь в очередной раз, вешая на наше движение ярлык «национализма» и «фашизма», власть пытается, как говорится, «свалить с больной головы на здоровую» – возложить вину на тех, кто борется с проблемой, а не тех, кто своей повседневной политикой создаёт предпосылки к мощному социальному взрыву. У русских отняли собственность, свободу, историческую память. Теперь у нас хотят отнять Родину и будущее. Но как бы ни было нам тяжело в борьбе, наши активисты должны верить, что с каждой минутой, с каждым новым усилием мы приближаем грядущую победу русского патриотического движения. Только фанатики, бесконечно преданные национальной идее, могут рассчитывать на действительный успех. Русским пора объединиться, чтобы прекратить смуты, освободить Россию от чужеземной оккупации, проявить внутренний национальный порядок! Русский народ мыслит простыми и чёткими категориями: «свой-чужой», «белый-чёрный». Позиция по ключевым вопросам народной жизни должна быть максимально ясной и однозначной. Всякое блеяние с трибуны, недомолвки, оправдательный тон сработают только в минус партии. Зато твёрдая уверенность в собственной правоте, очевидность аргументов и агрессия только подогреют интерес потенциальных избирателей. Мы выгоним из страны всю эту шваль! И этим сейчас занимается ДПНИ! Россия – русская земля!»

– Скажи-ка мне, Карлен-джан, – улыбаясь, обратился я к партнёру, – сколько человек у вас в московской армянской диаспоре?

– Восемьсот тысяч, Евгений, – ответил Карлен. – И в азербайджанской больше миллиона. Это только официальные данные. По неофициальным – раза в два больше.

– Начнут выгонять, что будешь делать?

– Не смеши, Женя, – Карлен степенно отпил коньяку. – Кто выгонит? Крикуны эти, что ли? Ты посмотри на его физиономию! Это Ленин? Нет, это не Ленин. Или, может быть, это Че Гевара? Нет, и не Че Гевара. А ты его заместителя видел? Вот объясни мне хотя бы ты, Зарзанд, – обратился он к брату, – какое отношение к русскому национализму может иметь человек с фамилией Поткин? Он же еврей!

– Поткин, кстати, фамилией своей больше не называется, – ответил Зарзанд. – Он недавно псевдоним себе взял – Александр Белов. «Бригады», видимо, насмотрелся.

– Да это не он насмотрелся, Зарзанд-джан, – Карлен удручённо махнул рукой. – Псевдоним этот он взял потому, что главный герой «Бригады» знаком и понятен всему российскому националистическому быдлу. Всем безграмотным бездельникам и трусливым кликушам. Он их кумир. Когда я слышу, что человек себя называет «Саша Белов», мне, в общем-то, всё ясно тут. Помнишь фразу главного героя из фильма «Брат»? «Не брат я тебе, гнида черножопая!» Вот, это очень чётко отражает настроения населяющего Россию самого недееспособного генетического мусора, всю алкашню и неудачников.

– Но их много, Карлен, – подначил я. – Смотри ведь, соберутся кучей да устроят карнавал. Мне-то всё равно, я на русского похож, отмажусь, а вот вам не поздоровится.

– Евгений, тебе вредно смотреть телевизор. Давай-ка фужер, я налью тебе ещё коньяку, – Карлен потянулся к бутылке. – Для того, чтобы они устроили «карнавал», нужны политически весомые лидеры, которые их объединят и правильно настроят. А кто лидеры? Беспросветно тупой Рогозин, что ли? Или, прости господи, нескрываемо алчный, с голодным взглядом Поткин, разухабисто гуляющий в Кремле на дне рождения МВД? Тебе самому-то не смешно? Слушай меня внимательно, Евгений, и мотай на ус: если завтра в Москве нас начнут бить, то лидеры общин и диаспор очень быстро выведут на улицу пару миллионов азербайджанцев, более полутора миллионов армян, два миллиона грузин и четыреста тысяч чеченцев, которые одни только стоят миллиона. Понимаешь? Диаспоры только этих национальностей насчитывают в Москве шесть миллионов человек. А шесть миллионов человек – это тебе не проститутка Поткин и даже не несколько десятков тысяч подмосковных гопников, которых он в силах собрать. Шесть миллионов, вышедшие на улицы, – это как раз и есть пресловутый «мощный социальный взрыв». Это понятно любому ежу. И всерьёз рассматривать ничтожную ДПНИ, как политическую силу, может только психически нездоровый человек, нуждающийся в принудительном стационарном лечении.