Не сбавляй оборотов. Не гаси огней - Джим Додж Страница 28

Когда я въехал в Барстоу, уже стемнело. Свернув на заправку «Газ-энд-Гоу», я за восемь баксов наполнил бак «кадди» под завязку; в те времена для горючего это была внушительная сумма. У заправщика, круглолицего рыжего паренька, считавшего сдачу на пальцах, при виде моего «кадди» аж челюсть отвисла от восхищения; он вымыл мне все стекла и отполировал бампер — только ради того, чтобы покрутиться возле машины, потрогать ее. Вручая мне сдачу, он застенчиво улыбнулся и сказал:

— Мой папаша говорит: тому, кто может купить себе «кадиллак», не приходится беспокоиться о плате за бензин. Похоже, он прав, а?

— Понятия не имею, — сказал я. — Я его не покупал. Просто перегоняю для Биг Боппера.

— А это что такое?

— Это один рок-н-ролльщик, певец.

— Он что, живет здесь, в Барстоу? — с сомнением спросил он.

— He-а. Техас — вот куда я направляюсь.

— И он платит тебе за то, чтобы ты ездил на его тачке? Черт, хотел бы я попасть на такую работу!

— Деньги тут ни при чем. Я это делаю из… как бы это сказать… из одолжения.

— Ага, точно! — поддакнул он. — И я бы тоже так хотел. Офигенно правильно.

Я чуть было не позвал его с собой, но передумал. Он слишком свихнут на тачках. Но когда парень поплелся следом за мной к машине, в его взгляде, ласкавшем плавные линии «Эльдорадо», светилась такая нежность, что я пригласил его не спеша прокатиться по городу.

— Мистер! Вы даже не представляете, как бы я этого хотел, но не могу. Я тут один до полуночи, пока не придет Бобби, а мистер Хоффер — он тут хозяин — стопудово меня уволит, если отлучусь. Он и так на прошлой неделе чуть меня не уволил, когда те два чувака из Эл-Эй сыграли со мной шутку со сдачей, и касса недосчиталась тридцати семи баксов. Мистер Хоффер сказал: проколюсь еще раз — вылечу. Меня этим летом уже с двух работ выгнали; папаша сказал, что если уволят еще раз, он мне так задницу надерет, что придется срать через уши. Так что не могу, при всем желании.

— Ну ладно, тогда, может, объедем всего один квартал?

— Не-а, — он упрямо помотал головой. — Лучше не надо.

— Хорошо, а как тебе такой вариант: я присмотрю за заправкой — я в своей жизни тонны топлива залил, — а ты поколесишь по округе? — не отступался я. — Запри кассу, если хочешь. Я дам клиентам сдачу из своего кармана.

Он долго обдумывал предложение, и я видел, каким заманчивым оно ему кажется, но в конце концов заявил:

— Не, все равно не могу так рисковать: мистер Хоффер меня уволит, папаша отлупит. Но спасибо, что предложили. Честно.

— Знаешь, что? — продолжал я, маниакально цепляясь за свою идею. — А почему бы тебе не прокатить меня по заправке до туалета? Меня еще никогда в жизни не подвозили к сортиру, а ты хоть успеешь почувствовать, что это такое — сидеть за рулем этого чуда техники.

— Ага! — просиял он. — Это я могу. Конечно. Здорово!

Он был настолько счастлив, что меня подмывало подарить ему эту гребанную тачку и вернуться домой на автобусе. Никогда не видел, чтобы человек так радовался тому, что проедет пятнадцать метров. Я помочился от души, а когда вышел, то застал его сидящим за баранкой. Он опускал и поднимал ветровые стекла. Мне пришлось чуть ли не силой вытаскивать парня из салона.

Голода я не чувствовал — не зря амфетамины называют таблетками для похудения, но за время своих прошлых наркотических загулов выяснил, что если в желудок время от времени не подбрасывать хоть что-нибудь, он начнет переваривать сам себя. Так что я подъехал к придорожной забегаловке и, не вылезая из машины, купил в окошке и через силу сжевал тридцатицентовый Делюкс-бургер и жареную картошку, на вкус напоминавшую промасленный картон.

Во время еды я только и думал, что о бутыли бензедрина под сиденьем. На длинных перегонах я привык вознаграждать себя за приемы пищи пригоршней спидов на десерт, и центр удовольствия в мозгу не забыл об этом. Мне хотелось кайфа, но я сказал себе «нет». Вместо этого я открыл еще одно пиво и поздравил себя с тем, что не поддался искушению. Смывая неприятный жирный вкус картошки, я снова задумался о той девчонке из Норт-Бич.

Я полез в карман куртки за ее открыткой, адресованной самой себе, и мои пальцы наткнулись на сморщенный шарик из фольги, о котором я совсем позабыл, — ее драгоценный подарок, ЛСД. Внутри лежали три кусочка сахара с раскрошившимися уголками. Мне вспомнилось, как она советовала принимать их по одному в каком-нибудь красивом месте. Стоянка при «Брэдли-Бургер» в Барстоу определенно не была красивым местом, к тому же я задолжал Натали Хёрли с Брайант-стрит, 322, заслуженные извинения. Положив листок бумаги на приборную доску, я мелким твердым почерком написал:

Дорогая Натали!

Я солгал вам и вашему приятелю. Я не Джек Керуак. Я обманул тебя по целой куче причин — на радостях, из страха, жадности и самозащиты. Я сожалею о своем необдуманном поступке и проявленном по отношению к вам обоим неуважении. Надеюсь, вы примете мои искренние извинения.

С сердечным приветом,

Биг Боппер

Покачав головой при виде такой вопиющей наглости, я принялся старательно закрашивать подпись, пока на ее месте не образовался большой черный прямоугольник. Под ним, слегка отступив, я нацарапал: «С любовью, Джордж».

Вечер был ясный, безлунный, воздух за день прогрелся, но уже начинал быстро остывать. Потоки горячего воздуха над пустыней порождали миражи, и горизонт расплывался, как под водой. Шоссе было прямым, как и подобает кратчайшему расстоянию между двумя пунктами, и ровным, как отутюженное дорожным катком небо. Я открыл все окна, разогнался до сотни миль и взял курс на юг.

Где-то через час я добрался до места, где 62-е шоссе огибает долину Юкка, и выехал на 10-ю федеральную автостраду, заскочив в Индиго заправиться. На всем пути от Барстоу у меня все еще длился трип, но на заправке в Индиго все закончилось. Когда я двинулся дальше, дрожь и болезненная чувствительность к шумам — этакое наркотическое послевкусие — сделались непереносимы. Меня подташнивало от изнеможения, трудно было сосредоточиться, глаза напоминали засохший пудинг, я все больше и больше отвлекался, никак не мог успокоиться и при этом бесконечно маялся от скуки. Я провел на ногах двое суток — одни из которых под химией, — и это начинало сказываться.

Легко противостоять соблазну, если уничтожен его источник, но держаться, когда достаточно только протянуть руку и пошарить под сиденьем, тяжело — особенно, если тебя терзает неутолимое желание и ты оказываешься лицом к лицу с суровой необходимостью и слышишь, как эти маленькие шустрые пилюльки призывно попискивают: «Съешь меня, съешь меня!» Трудно, да, но ведь нет ничего невозможного — особенно для человека с силой воли. В общем, я справился с волшебным зовом бензедрина, выудив из кармана сверточек из фольги и положив на язык кусочек сахара — сладкий, стекающий приторной струйкой прямо в горло.

Ничего не произошло. Мог бы и раньше догадаться. Глупо ожидать, что у такой девицы, как Натали, водится качественная наркота. И все же я продолжал прислушиваться к ощущениям. Об ЛСД я знал лишь понаслышке, да и то от ребят вроде Аллена Фунта, парня, который околачивался у Краветти. Он говорил, что достал немножко у психиатра из Беркли, и вставило его не по-детски. Книжный шкаф превратился в кирпичную стену. Когда он прижался лбом к окну, его голова частично прошла насквозь, не повредив стекла; он чувствовал, как глаза щиплет от холодного ветра, а уши, оставшиеся в комнате, так и горели. Распаляемый всегдашним любопытством, я вступил в разговор и спросил его, похож ли ЛСД на пейот. Он улыбнулся одной из тех холодных, самоуверенных улыбочек, какие обычно повергают собеседника в растерянность.