Случай Портного - Филип Рот Страница 28

– Откуда ты это знаешь? – часто спрашивала она. – Это действительно так, или это только твое мнение?

– То, что я говорю, моя девочка, это – истина!

– Ты это сам обнаружил или где-то узнал? Тот самый еврей, который печется обо всех обездоленных целого города, целовал ее пипку! Тот самый, кто выступает по телевизору, кончил ей в ротик! Доктор, ее что, озарило? Она, что, все просчитала в одно мгновение прямо там, на углу Лексингтон-авеню? То есть я наивно к ней подхожу, а она уже видит наш уютный коттедж, где горит пламя в камине, где по стенам книжные полки, где няня ирландка купает малюток, чья мамочка, дочь шахтера из Западной Виргинии, некогда принадлежавшая к сливкам общества, бывшая манекенщица и половая извращенка, считающая себя жертвой дюжины форменных ублюдков, стройная и изящная, в пижаме от Сен-Лорана и мягких сапожках, читает роман Сэмюэла Беккета, а рядом с ней, на расстеленных шкурах, во всем своем еврейском просветительском великолепии курит трубку ее обаятельный седеющий супруг – тот самый, о котором все только и говорят – самый непогрешимый заместитель председателя какой-то Комиссии всего Нью-Йорка.

Вот что случилось в конце концов в Ирвинг-тонском парке: как-то в субботу я остался на катке один на один с хорошенькой четырнадцатилетней шиксочкой. С самого ланча я наблюдал, как она выписывает на льду «восьмерки», мне нравилось в ней очарование среднего класса Маргарет О'Брайен – живые глаза, веснушчатый носик, в сочетании с доступностью простушки Пегги Энн Гарнер – прямые светлые волосы. По кинозвездам я устанавливал разновидности шикс. Бывало, выйдя из кино, я размышлял о том, в какую бы школу у нас ходила Джейн Крейн, будь она моей ровесницей, или Катрин Гейсон, в каких бы кварталах они жили, и где бы я мог встретиться с Джиной Тиерни, которую можно принять за еврейку, если не знать, что у нее есть китайская кровь.

Тем временем Пегги Энн О'Брайен дописала последнюю «восьмерку» и медленно поехала переодеваться, а ведь я ни на что еще не отважился! Ни к ней, ни к другой, ни к одной вообще! Зима на исходе! Скоро спустят над озером флаг и закроют каток, начнется сезон полиомиелита, я могу не дожить до следующей зимы! Так чего же ты ждешь? Сейчас или никогда! Я подождал, пока она скроется в раздевалке, и бросился со всех ног догонять.

– Извините, – скажу я. А как насчет того, чтобы мне проводить вас до дому?

Стоп. А как будет правильно по-английски: «Мне вас» или «Я вас», или «Вас мне»? Главное, чтобы это не прозвучало по-еврейски! Хорошо, попробуем по-другому:

– Давайте выпьем горячего шоколаду. Дайте мне ваш телефон, и я вам позвоню как-нибудь вечером. Как меня зовут? Я – Элтон Петерсон.

Элтона Петерсона я нашел в телефонном справочнике нашего графства. Мне показалось, что это самое гойское имя. Это звучит, как Ганс Христиан Андерсен для тех, кто не понимает. Какая удача! Всю зиму я втихаря учился расписываться: «Элтон Петерсон» – изводил целые тетради, а после школы сжигал их, чтобы дома кто-нибудь не увидел. Элтон Петерсон, я – Элтон Петерсон. А как будет Элтон Христиан Петерсон? Не слишком шикарно? «А что у вас с носом, мистер Петерсон?» (Старая хоккейная травма? След падения с лошади – играл в поло в воскресенье после церкви? Оттого что по утрам ел много сосисок? Ха-ха-ха!) Я спешил, я боялся опоздать, потому что долго ли переобуться, я сосредоточенно повторял, как нужно будет представиться, и не заметил, что лед уже кончился, – мои коньки на полном ходу налетели на бордюр, и я грохнулся на обледенелую землю, выбил передний зуб и получил открытый перелом большой берцовой кости почти у колена.

Моя правая нога полтора месяца была в гипсе от пятки до задницы. Доктор сказал, что это случай Остгуда Шлаттерера. Потом мне сняли гипс, и я хромал, как инвалид войны, а папаша кричал мне:

– Сгибай коленку, сгибай! Ходи нормально, а то будешь как Оскар-кривая нога! Сгибай!

Вот так, за то, что катался с шиксами, да еще под гойской фамилией, я мог бы остаться на всю жизнь уродом! А все, доктор, мои грезы!

Мой одноклассник-сладострастник Смолка в бассейне парка «Олимпик» познакомился с восемнадцатилетней Болтушкой Джирарди, которую в свое время выгнали из Хиллсайдской школы. Я бы к этому бассейну даже не подошел, потому что это сущий рассадник полиомиелита, спинномозгового энцефалита, инфекций кожи, головы и заднего прохода. Рассказывают, что один мальчик из Викуехик ступил в ванночку для ног, и у него тут же слезли все ногти. Это с одной стороны, а с другой, – это единственное место, где можно найти девочек, которые не прочь потрахаться. А вы что, не знали? Там такие шиксы, которые сделают все что угодно, если вы, конечно, не боитесь заразиться полиомиелитом в бассейне, гангреной в ножной ванночке, трупным ядом от хот-дога и слоновьей болезнью через мыло и полотенце.

Мы сидим на кухне Болтушки, где она до нашего прихода что-то гладила в одной комбинации. Мы с Менделем листаем журналы «Ринг», а Смолка в гостиной уговаривает Болтушку в порядке исключения и личного одолжения побаловаться с его приятелями. Смолка сказал, что все схвачено, что братик Болтушки, бывший парашютист-десантник, уехал на поединок в Хобокен, он выступает под именем Джонни «Джи-ронимо» Джирарди, а папаша ее, таксист, возит по ночам гангстеров и вернется только утром, и мать не помеха, потому что давно умерла. Смолка все отлично продумал, и мне не о чем больше волноваться, разве что только по поводу прочности презерватива «Троян», который я уже бог знает сколько времени таскаю в бумажнике, и его уже, небось, проела плесень. Один хороший удар – и разлетится на клочки прямо у Болтушки внутри. Что я тогда буду делать?

Эти «Трояны» я целую неделю испытывал на прочность в подвале, наливая в них воду, – недешевое удовольствие – мастурбировал в них, чтобы привыкнуть к ощущениям резинки, и все шло хорошо. Но как поведет себя этот, который я уже полгода таскаю в бумажнике, в заднем кармане, так, что он отпечатался на коже, – специальный презерватив, со смазкой, для первого раза, – кто мне гарантирует, что он не испортился? А кто гарантирует, что Джи-ронимо останется на ночь в Хобокене? Что мистера Джирарди гангстеры не отпустят раньше срока, потому что того, кого они явятся убивать, не будет дома? Что у Болтушки нет сифилиса? Если есть, то тогда Смолка уже давно заразился, а он все время норовит попить крем-соду из чужой бутылки и исподтишка цапнуть своей грязной рукой твой чистый член. Этого мне еще не хватало! При такой-то мамочке!

– Алекс, что у тебя под ногой!

– Ничего.

– Алекс, пожалуйста, я слышала, как что-то звякнуло, это выпало из штанины – какие брюки! – а ты наступил! Что там у тебя на полу?

– Ничего. Это мои туфли. Отстань от меня!

– Молодой человек, как вы… О боже! Джек, скорей! Иди сюда! Что у него там?!

Папаша выбежит из уборной со спущенными штанами, с «Ньюарк таймс», развернутой на странице некрологов:

– Что вы орете, что у вас опять случилось? Мама, зайдясь в пронзительном визге, пальцем покажет под мой стул.