День бумеранга - Кристофер Бакли Страница 28

– Да ладно тебе. Я это сделала. Положила предложение на стол. И, само собой, о нем говорят.

– Ну-ну.

– В воскресенье я буду выступать во «Встрече с прессой».

– Ну что же. Очень хорошо. Кого еще они позвали?

– Директора управления по бюджету и менеджменту. И Гидеона Пейна.

– Белый дом, похоже, здорово разъярился, раз выставил директора УБМ. Он отмахнется от тебя как от дурочки.

– А я ему скажу: «Вы берете в долг у заграничных банков два миллиарда в день – вернее, брали, пока они давали, – и меня считаете дурочкой? Хорошо, какое решение вы предлагаете? Заставить молодежь расплачиваться за тридцать лет безудержных трат?» Я скажу ему: «Постойте, дружок. Вы финансовый директор локомотива, который на всех парах несется к пропасти, кругом землетрясение, пламя…»

– Слишком налегаешь на метафоры.

– Может быть. По барабану. Так или иначе – этот поезд потерял управление. Белый дом заговорил о контроле над зарплатой и ценами. Они в панике!

– Они, кроме того, дали утечку, что это не их идея была тебя отпустить. На твоем месте я бы не стал слишком уж их дразнить. И берегись Пейна.

– Пейна? Это же просто очередной протестантский проповедник на стероидах.

– Правило первое: не ловись на свою собственную удочку. Правило второе: нельзя недооценивать противника! Гидеон Пейн не стал бы «мистером Жизнь», если бы он был идиотом.

Касс на секунду-другую задумалась.

– Он что, действительно убил свою мать?

– Так говорят. Почему бы тебе не спросить его в прямом эфире? Хорошее начало для содержательного диалога.

Зазвонил мобильный телефон Касс.

– Мисс Девайн? С вами хочет поговорить сенатор Джепперсон.

– Так-так. Привет, сенатор.

– Касс! «Добровольное восхождение» – это супер! Лучший эвфемизм, какой я слышал, после «этнических чисток». Мне дико нравится! Я в первую же секунду понял, что это находка.

– Ранди, – холодно проговорила Касс, – когда я вам представила эту идею, вы, можно сказать, вышвырнули меня вон.

– Милая моя, я спешил на заседание комитета. По поводу этой идиотской монорельсовой, которую мой почтенный коллега хочет проложить через Аляску. Кто-то должен постоять за северного оленя. Теперь слушайте. Слушайте внимательно. Торжественно заявляю: я хочу внести законопроект.

– О спасении северного оленя?

– К дьяволу оленя! Нет, дитя мое. О «добровольном восхождении». Это крупное, смелое начинание, и я буду биться за него насмерть. Простите – вышло что-то вроде каламбура. Мы оба, конечно, понимаем, что шансов у этой затеи не больше, чем у сосульки в дантовском пекле. Отличнейшее reductio ad absurdum. [51]Политический вариант атаки Пиккета. [52]Мы, наверно, сгорим дотла – зато про нас напишут баллады. Как мне это нравится!

– И вы хотите сгореть дотла?

– Честно?

– Ранди, почему-то меня передергивает, когда я слышу от вас слово «честно».

– Не будьте слишком строги ко мне, Кассандра. Я же инвалид.

– Ну, не надо, Ранди.

– Я хочу внести законопроект по той же причине, по какой вы выдвинули идею. Чтобы поднять волну. Чтобы трусливые лисы из Белого дома обделались от страха. Я собираюсь внести его вместе с Роном Фандерманком – младшим сенатором от славного штата Орегон. Вы ведь знаете, как обстоят дела в Орегоне. Этот штат гордо заявляет: «У нас содействуют самоубийцам!» [53]

– Не пропустите в это воскресенье «Встречу с прессой», – сказала Касс. – Там со мной будет Гидеон Пейн.

– Мерзкий гаденыш. Вы знаете, что его предок застрелил моего предка?

– Что?

– Во время гражданской войны.

– Седжвика?

– Умница. Седжвик был замечательный вояка и, судя по отзывам, вообще хороший парень. Отличился во всех сражениях: Антиетам, битва в Глуши, Геттисберг. Шла подготовка к большому сражению при Спотсильвании. Он инспектировал артиллерийские позиции северян. Со стороны конфедератов стреляли снайперы. Офицеры нервничали и советовали ему укрыться. Он сказал: «С такого расстояния они в слона не попадут». Его последние слова. Говорят, что снайпер, который его укокошил, – предок Гидеона Пейна. Дайте ему от моего имени хорошенько по орехам, ладно?

«Встреча с прессой» – это была самая ранняя утренняя воскресная политическая программа. Ее вступительную музыкальную тему исполняли трубы и литавры, создавая ощущение мощной, сотрясающей землю торжественности, как будто вот-вот поднимется некий электронный занавес и за ним возникнут председатель Верховного суда, премьер-министр и Римский Папа.

Вел передачу добродушный и румяный Глен Уоддоуз. В молодости он был монахом-бенедиктинцем, затем при не вполне ясных обстоятельствах оставил орден, после чего сделался спичрайтером губернатора штата Нью-Йорк, а в конце концов и его главным помощником. Баллотировался в конгресс, просидел там два срока и, имея на содержании жену и восьмерых детей (католиком он, судя по всему, остался), согласился возглавить службу новостей телеканала и впоследствии забрал себе «Встречу с прессой», чьим девизом было: «С 1955 года. Мы важней, чем те, кого приглашаем».

За жизнерадостной внешностью и розовым лицом Уоддоуза таился ум, вооруженный стальными кулаками, ножом и дубинкой. Все помнили, как он пустил под откос президентскую кампанию сенатора Рута Холлингса, спросив его: «Сенатор, при всем моем к вам уважении, почему вы решили, что такой человек, как вы, имеет право баллотироваться в президенты?»

Касс пришла подготовленная. И тем не менее, пока она сидела в комнате ожидания, ладони у нее были потные и в груди было тесно.

В двух других углах комнаты, поглядывая на Касс с едва скрываемым презрением, сидели Гидеон Пейн и директор управления Белого дома по бюджету и менеджменту.

Они вели между собой учтивый разговор – главной их целью при этом было отделить себя от нее. Директор УБМ делал вид, будто ему очень интересно, какой колледж закончил Гидеон Пейн. Гидеон, со своей стороны, делал вид, что не замечает лести в свой адрес. Как говорится, самое лестное в лести то, что тебя посчитали достойным лести. Гидеон не сомневался, что достоин ее, и принимал лесть как должное. Он был невысокий, упитанный, элегантный мужчина под пятьдесят. Волосы у него были гладко зачесаны назад, он источал теплый гвоздичный запах французского одеколона, носил аккуратно подстриженную бородку, опирался на трость с серебряным набалдашником и одевался в сшитые на заказ костюмы от лондонской фирмы «Гивз-энд-Хокс».