Милый друг Ариэль - Жиль Мартен-Шоффье Страница 27

Уверенным, торжественным тоном, словно подводя окончательный итог нашей истории, он пожелал мне попутного ветра в плавании по денежному морю, где отныне мне не грозят никакие проблемы. Я едва не обиделась: терпеть не могу, когда меня держат за дурочку. Я боялась не проблем, а того, что мне будут задавать неприятные вопросы. Все это выглядело слишком прекрасно, чтобы быть правдой. И я призналась ему в своих опасениях, как истинная простушка, не постигающая хода событий:

— Это сильнее меня. Мне не верится, что все нормально. И более того, я не верю, что это не аморально.

Я хорошо поступила, высказавшись откровенно. Когда при Гарри заговаривали о морали, он тотчас выпускал когти. Стоило ему услышать громкое слово такого рода, как он тут же начинал давать мне уроки реализма. И учить жить — это было его любимое занятие:

— Бедная моя крошка, только не вздумайте размышлять о Добре и Зле. Любой вопрос теряет смысл, когда ответ не имеет значения. Так вот, в вашем случае он не имеет никакого значения. Представьте себе, что вы избрали Добро и отказались от этих грязных денег, — ну и что же из этого выйдет? Да ровно ничего! Они попадут в другие карманы, только и всего. Разве что вам вздумается разоблачить в прессе и перед судьями то, что вы якобы знаете. Но тогда это будет называться «доносом», и Добро сейчас же обернется Злом. Причем Злом весьма опасным, примите это к сведению. И поверьте мне, что лучше вам спокойно наслаждаться настоящим и ни о чем не думать. Carpe diem, как говорят американцы [46].

Неделей раньше он прочел «Кружок исчезнувших поэтов» [47], и я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Однако сегодня мои сдерживающие центры, слава богу, сработали, и я вовремя заметила, что он насторожился и следит за мной, как кошка за мышью. Было видно, что за его лбом собираются грозовые тучи и кошка в любой момент может превратиться в тигра. Три месяца назад на деловом ланче в башне «Пуату» я видела, как он стер в порошок молоденького петушка из службы общественных отношений, который позволил себе дерзость поправить его при свидетелях в вопросе о распределении зон английского и французского влияния в Камеруне. Он совершенно не выносил пренебрежительного отношения со стороны подчиненных. Имея у себя в активе 24 миллиона, я должна была соблюдать крайнюю осторожность. Благосклонный сообщник мог превратиться в капризного тирана, вздумай я сейчас процитировать ему Горация. Вместо этого я изобразила робкую улыбочку проститутки, восторгающейся солеными шуточками своего альфонса, и мой Аль Капоне, удовлетворенный тем, что внушил страх, продолжал свои курс философии. Не такой уж, впрочем, и глупой. А для деревенщины из Сассекса даже вполне мудрой.

— Видите ли, настоящее — это единственная вещь, которой можно лишиться. Вспомните Блаженного Августина: все в настоящем, даже прошлое, называемое «памятью», и будущее, являющее собой ожидание. Или боязнь грядущего, если вам так больше нравится…

И так далее, и тому подобное. Я слушала его вполуха, одновременно думая о покупке квартиры, где буду в полном одиночестве готовить себе салаты с грейпфрутом и креветками. Если уж сам Блаженный Августин объяснял, что я нахожусь в зале ожидания, то нечего и спорить. Остается только как можно лучше украсить помещение. И поручить матери приготовить надежный запасной выход. Уж тут-то мы с ней были идеальной парой. Когда Гарри смолк, чтобы перевести дыхание, я послала ему губами легкий примиряющий воздушный поцелуй:

— Если отцы церкви предусмотрели мой случай, это в корне меняет дело. Я удовольствуюсь тем, что поблагодарю их за дарованное богатство, и больше не буду терзаться сомнениями, клянусь! Устраивает?

Ну разумеется, это его устраивало. Как устраивала гусиная печенка. И морской язык. И уж конечно, суфле с ликером Grand-Marnier. Здесь, посреди озера, все было устроено в высшей степени прекрасно. На протяжении двух часов он жевал и пережевывал Откровенность и Цинизм, два источника своего ораторского вдохновения. Потом, на обратном пути в Милан, задремал, осоловев от вина. Я воспользовалась этим, чтобы привести в порядок свои мечты: первым делом купить отцу авторучку у Cartier, затем к Mugler и Dior…

В аэропорту Бурже я так и не увидела таможенников. Миланский рейс их не интересовал. Так что мой кожаный саквояжик въехал в Париж без всяких препятствий. Я победила: отныне начиналась новая жизнь — простая и безмятежная.