Грязный лгун - Джеймс Брайан Страница 27

Когда моя мать и я собрались и ушли от отца, мы взяли только то, что попалось нам на глаза, те вещи, которые было легче всего найти: мои любимые мягкие игрушки или альбомы с фотографиями, лежащие на кофейном столике, — то, что лежало в корзинах или в ящиках стола, а не в шкафах.

Мы никому ничего не сказали.

Мы не оставили даже записки и никуда не звонили, мы просто уехали.

— Мы вернемся и заберем оставшиеся вещи, не переживай, мы заберем все позже, — говорила мне мама, глядя на меня, ожидая, когда на моем лице промелькнет улыбка, обнадеживающая улыбка, прежде чем снова обратить свой взгляд к дороге, снова вцепиться в руль.

Я знал, что мы ни за что не вернемся. Я знал, что она просто пыталась облегчить мне отъезд. Она не хотела, чтобы я плакал о своих игрушках и о том, что я оставляю здесь, она не хотела, чтобы я думал об отце и о том, что мы больше никогда не увидимся с ним.

Я смотрел на деревья, мелькавшие за окном, на сосны, уходящие высоко в небо, все это на фоне моего отражения в окне машины: если я смотрел под правильным углом, я мог увидеть и деревья и себя одновременно.

18 часов 03 минуты. Вторник

Находясь в лесу, можно услышать голоса людей из твоих воспоминаний: шелест ветра в листве воспроизводит их для тебя.

Когда я был маленьким, я всегда думал, что это был Бог.

Я всегда думал, что это Бог так говорит со мной, что Он так говорит со всеми, что все слышат Его голос, так же как я, когда мечтаю.

Теперь я знаю, что больше никто Его не слышит.

Теперь я знаю, что это не Бог.

Я знаю, что это всего лишь призраки и шепот демонов. Я знаю, что во мне нет ничего такого особенного, чтобы Бог захотел говорить со мной. Я знаю, что я Ему не нужен.

Но я все равно прихожу сюда, чтобы послушать эти голоса, их так много, тех голосов, которые мне знакомы, которые я помню. Здесь голос Ласи. Моей мамы. Учителя третьего класса. Они все здесь, даже голос Роя, похожий на рев крокодила в засаде.

Но в основном я здесь сейчас слышу голос Рианны, который мне повторяет все, что она мне сказала, который заставляет меня вспоминать то, что сказал ей я, и то, чего я не сказал.

Эти воспоминания делают меня похожим на одно из мертвых деревьев в лесу.

В городе нет деревьев.

Их сожгли подчистую до самого центра города.

Над моей головой только окна офисов, отражающиеся в стеклах фонари похожи на электрические снежинки, шум машин заглушает звук голосов в моей памяти.

В Может, тогда Бог и заговорит со мной.

Может, тогда ангелы найдут меня.

Может, там я почувствую себя дома.

19 часов 12 минут. Вторник

— Тебе куда?

Я наклоняюсь к машине, смотрю в окно со стороны пассажирского сиденья: там свободно.

— В Портленд, — говорю я парню, склонившемуся над рулем, чтобы посмотреть на меня. Он смотрит в зеркало заднего вида, а потом опять на меня.

Здесь дорога не очень широкая, всего по одной полосе в каждую сторону, и мне бы больше повезло на шоссе, но раз парень остановился, то не по-Вредит спросить его.

— Хм… ммм, — говорит он, потирая плохо выбритое место под подбородком, потом почесывается. — Ну, вообще-то я так далеко не собирался… км… но может быть.

По моему лицу видно, что я не совсем понимаю, что он имеет в виду. Это что, вежливый способ сказать мне, чтобы я отчаливал, чтобы проваливал на шоссе?

— Ну чего же ты, давай садись в машину… Может, и не так уж далеко, — говорит он.

По его лицу мне трудно понять, сколько ему лет, он не выглядит старше отца, но в то же время он не выглядит и моложе его.

У него совершенно непримечательная внешность — так в новостях выглядят фотороботы тех, кто в розыске: кажется, что они могут быть кем угодно, они даже не совсем похожи на людей.

Интересно, это ли Рианиа имела в виду, когда говорила мне, что значит испытывать страх? Эта машина ничем не отличается от остальных, заднее сиденье такое же, как в машине моего отца или Дженет. Может быть, поэтому я не хочу садиться в нее, быть может, меня пугает схожесть.

— Да ладно, я подожду, — говорю я ему.

Я отхожу от машины всего на полшага, когда он меня останавливает. Теперь я смотрю поверх машины, а не в опущенное окно.

— Ну… это глупо. Все равно мне большей частью по пути, — говорит он, стараясь улыбаться, казаться доброжелательным. Но я могу себе представить, как он прикидывает на глаз, как я буду смотреться, сидя рядом с ним.

Мое отражение в полировке машины выглядит иначе: красивое, как странички в раскраске. Во всяком случае мне кажется, что он меня так видит — он смотрит на меня так, как мужчины смотрят на девушек… как Рой смотрел на меня.

— Все в порядке, — шепчу я, покусывая нижнюю губу и пытаясь сделать так, чтобы волосы, развеваемые ветром, скрыли мои глаза.

— Я знаю, что все в порядке, но я правда не возражаю. Будет весело.

Интересно, какой другой смысл он вкладывал в это «весело». Интересно, что для него значит «весело» — что я буду тихонечко сидеть и пялиться в окно, пока он ведет машину? Или он имеет виду нечто большее — что он положит руку на мою коленку, пока ведет машину, или что моя голова будет у него на коленках, пока он ведет машину?

Или только мне в голову приходят такие мысли? Может, только я вижу себя так, как я буду выглядеть раздетым на пустом сиденье, как мои ноги будут липнуть к коричневой коже, а его рука будет с силой скользить вверх между моих ног.

Но я не могу понять, чьи это мысли, мои или его, я терпеть себя за это не могу, я терпеть себя не могу за то, что я так думаю. Я терпеть не могу, что я всегда это чувствую, и не могу избавиться от этого.

Я пытаюсь отойти от машины.

Я не хочу садиться в эту машину.

Я стараюсь не обращать внимания на мужчину, когда он кричит мне, что купит мне поесть, только чтобы я сел в его машину, и что он может мне помочь.

Я качаю головой, глядя на него через плечо.

— Эй! А ты что, сбежал? — кричит он, и я останавливаюсь. Я жду, пока он улыбается, я жду, пока он мне говорит, что меня скоро поймают копы, что мне не положено болтаться здесь и ловить машины и что мне лучше поехать с ним, если я хочу избежать неприятностей.