Книга для… - Марат Немешев Страница 27

Или вот еще. Был один эпизод в моей студенческой жизни, когда произошел конфликт с местными властями. Сам я не сидел несколько месяцев в палатке перед горисполкомом. Но тоже был студентом. И даже провел одну ночь перед горисполкомом. Правда, не в палатке. В палатке были активисты. А я был простым студентом. Я сидел в эту ночь на пустой пластиковой бутылке. Если есть такая бутылка, можно хоть неделю сидеть вне палатки. Главное прикрутить крышку, надавить на бутылку, чтобы вышел примерное треть воздуха и плотнее прикрутить крышку.

А по телевизору каждый вечер новости. Их новости. Там, где у нас все хорошо. Удои повышаются, пенсии повышаются, раскрываемость повышается, очередного иностранного студента избили. Иногда кажется, что это для них тоже хорошая новость. Ведь помещают ее после повышающихся пенсий и перед Каннским фестивалем. Но еще в этих новостях говорят о подкупленных молодых людях, выдающих себя за студентов моего вуза, которые нарушают общественный порядок, вытаптывают траву на лужайке перед горисполкомом, мусорят, предаются разврату и так далее и тому подобное. А ведь я знал, что это не так. Не так это. И не выдавал себя за студента. Я и был этим студентом. И другие не выдавали. И не подкупленные. И разврату не предавались. Как можно предаваться разврату на глазах собственных родителей?

Ведь родители (не мои – я был иногородним студентом, – а другие родители других студентов) эти тоже ночевали. Нет, не в палатках. Они прятались…

Прятались! От своих детей. Сидели в припаркованных на соседней улице «Жигулях» и «Москвичах». Стояли всю ночь в круглосуточно работающем магазине, из окон которого были видны палатки. Просто сидели на лавочках. На тех лавочках, которые вроде бы не видны со стороны палаток, но со стороны которых, эти палатки очень хорошо видны. Они волновались за своих детей. Но прятались. Боялись их оскорбить. Всю ночь прятались и волновались, а утром шли на работу.

Так вот никто не предавался разврату. И алкогольных напитков никто не пил. И траву топтали, но не вытаптывали. И мочиться ходили в общественный бесплатный туалет на соседней улице.

А она… Ведущая вечерних новостей. Я же её хорошо знал, видел каждый вечер. Знал, как её зовут. Вообще, мы были в неплохих отношениях, пусть она меня никогда и не видела. И она говорит все это… Почему?..

И тут я понимаю. Я понимаю, что она ведь не знает! Ей дали текст, она и прочитала его. И может быть, она даже догадывалась, что не все, что она читает – правда. Или даже знала, что все неправда. Но все равно читала. Потом репортаж с Каннского фестиваля, прогноз погоды (ну, это то точно – неправда), реклама. И говорю себе: «Надо написать ей письмо». Но не пишу.

Потому что желание написать письмо, иногда еще должно быть подкреплено уверенностью, что его прочтут. Пусть даже не те, кому оно было адресовано. Просто кто-нибудь прочет и согласится. Или не согласится. Но хоть как-то отреагирует. Можно даже не вслух. Хотя… На самом деле я всегда жду ответов на свои письма, и часто их получаю. Письмо как стрела, где цель – сам автор. И если последний получит ответ, значит, он не промахнулся.

Девушке из такси я хотел написать письмо без надежды на ответ. Почему-то мне казалось, что она ждет именно такое письмо. Что оно ей необходимо. Я бы, например, с радостью получил письмо от незнакомого человека. Теплое и светлое. О море или о горах. Можно и о море, и о горах одновременно. Когда прихожу домой после работы и поднимаюсь по ступеням, всегда заглядываю в почтовый ящик. Даже если всего через несколько минут отправляюсь в магазин или прогуляться, то, спускаясь вниз, вновь проверяю почту. Знаю, что почтальон приходит раз в сутки, что делает он это утром, что совсем недавно ящик был пуст. Но все равно заглядываю и грустно хлопаю металлической дверцей. При этом складывается впечатление, что меня обманули. Или я кого-то обманул. Уверен, девушке из такси будет приятно получить письмо, а мне будет приятно, если она его получит. Но вначале надо написать. Часы на стене пискнули – полночь.