Девушки со скромными средствами - Мюриэл Спарк Страница 27

Николас крикнул:

– Отойдите как можно дальше от люка! Все сюда, к окну!

Девушки сбились у самого окна. Джейн и Джоанна, как самые крупные, влезли на стульчак, чтобы освободить место остальным. Николас заметил, что по лицу у всех струится пот. Джоанна стояла к нему ближе других, и он увидел, как у нее на коже вдруг проступили крупные веснушки – будто страх подействовал на нее, как весеннее солнце; и верно – веснушки, обычно бледные и почти незаметные, сейчас светились яркими золотистыми пятнышками, резко выделяясь на ее мертвенно-бледном от страха лице. Сквозь грохот разрушения слышались срывавшиеся с ее губ слова Псалтыри:

Великое сотворил Господь над нами: мы радовались.

Возврати, Господи, пленников наших,

как потоки на полдень.

Сеявшие по слезам будут пожинать с радостию.

Что и почему подвигло ее на это? Да, она знала слова наизусть и уже много лет читала вслух. И все-таки, почему эта потребность возникла именно сейчас, в этой страшной ловушке, и почему ей было так важно, чтобы ее услышали? На ней был темно-зеленый шерстяной свитер и серая юбка. Все остальные, воспринимая голос Джоанны как что-то знакомое и привычное, может быть, чуть-чуть успокоились, меньше дрожали; но они мало вдумывались в истинный смысл слов из службы 27-го Дня: с гораздо большим вниманием – и страхом – они вслушивались в звуки у себя над головой.

Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его;

если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж.

Напрасно вы рано встаете, поздно просиживаете,

едите хлеб печали, тогда как возлюбленному своему

Он дает сон.

Вот наследие от Господа: дети…

Литургия любого другого дня церковного календаря оказала бы на ее слушательниц не менее гипнотическое воздействие. Но Джоанна всегда читала положенный текст в положенный день – это было ее твердое правило. Люк вскрыли, и в образовавшийся проем хлынула известка и обломки кирпичей. Тут же вниз, в гущу белой пыли, была спущена пожарная лестница. Первой поднялась наверх Дороти Маркэм, юная щебетунья, чья безоблачно-светлая жизнь за сорок три последние минуты погрузилась в кромешную тьму – точно праздничные огни в курортном городке, когда вдруг отключается электричество. Она осунулась, подурнела и стала удивительно похожа на свою тетку, леди Джулию Маркэм, председательницу клубного комитета правления, которая в эту минуту, ни о чем не подозревая, упаковывала в Бате посылки для беженцев. Волосы у леди Джулии были совсем белые, седые, и такие же были сейчас от известки у ее племянницы Дороти, которая вылезла по лестнице наружу, на черепичный скат, а потом, с помощью спасателей, перебралась на безопасную часть крыши. Следом за ней появилась Нэнси Риддл, дочь провинциального мидлендского священника, та, что брала у Джоанны уроки, чтобы исправить произношение. Теперь уроки декламации закончились для нее навсегда, и ей суждено было остаток жизни говорить с мидлендским акцентом. Когда она карабкалась наверх вслед за Дороти, раскачиваясь вместе с лестницей, стало особенно заметно, какие угрожающе широкие у нее бедра, хотя раньше это не так бросалось в глаза. Затем к лестнице ринулись три девушки разом; они все были из одной четырехместной комнаты и только недавно демобилизовались из армии: все три были дюжие, атлетического вида – пять лет в армии не проходят бесследно. Пока они разбирались, кому за кем идти, Джейн ухватилась за лестницу и выбралась наружу. За ней поднялись три бравые воительницы.

Джоанна уже спрыгнула со стульчака на пол и кружила по комнате, слегка пошатываясь из стороны в сторону, как волчок, в котором кончается завод. Ее глаза в растерянности перебегали с люка на окно. Ее губы продолжали механически произносить текст литаний, но голос у нее совсем ослаб, и она то и дело останавливалась, чтобы прокашляться. В воздухе все еще висела плотным облаком известковая пыль пополам с дымом. Внутри кроме Джоанны оставались еще три девушки. Джоанна попыталась на ощупь ухватиться за лестницу, но промахнулась. Потом наклонилась поднять портновскую мерку. Она искала ее, шаря по полу точно слепая, и не переставала бормотать:

И проходящие мимо не скажут: «Благословение

Господне на вас; благословляем вас именем Господним!»

Из глубины взываю к Тебе…

Тем временем оставшаяся троица уже завладела лестницей, и одна из девушек, по имени Пиппа, на удивление стройненькая, но, очевидно, тоже недостаточно узкокостная, чтобы выбраться через окно, крикнула Джоанне:

– Скорей, Джоанна!

– Лестница, Джоанна, лестница!

А со стороны окна слышался голос Николаса:

– Джоанна, на лестницу, скорей!

Она стряхнула с себя оцепенение и поспешила за двумя последними девицами, из которых одна была бронзовая от загара, мускулистая пловчиха, а вторая – пышнотелая греческая эмигрантка благородного происхождения; обе в голос плакали от радости, что спасение близко. Джоанна начала карабкаться за ними следом, хватаясь рукой за перекладину, как только с нее поднималась нога той девушки, что лезла впереди. В это мгновение дом затрясся и вместе с ним затряслась лестница и вся комната. Пожар потушили, но здание, выжранное огнем изнутри, не выдержало последнего испытания – энергичной работы спасателей на крыше. Джоанна успела подняться до середины лестницы, когда раздался сигнальный свисток. Голос в мегафоне скомандовал всем спасателям немедленно покинуть опасную зону. Дом начал обваливаться: один пожарный все еще оставался у люка, надеясь, что вот-вот появится Джоанна. Но когда покатая часть крыши стала оседать, он тоже отскочил от опасного места, неудачно и больно приземлившись на плоской поверхности. И тут середина дома рухнула, превратившись в огромную гору обломков, и где-то под ними осталась Джоанна.