Тринадцать подвигов Шишкина - Олег Петров Страница 26

Но уж теперь-то разомлевший Александр моментально погрузился в глубочайшую нирвану сна. И одеяльце не казалось промокашкой, и комки ваты в подушке не ощущались…

Разлепил глаза только в десятом часу утра.

«Тьфу ты, чёрт собачий! Проспал! Стыдоба-то какая! – только и повторял он, путаясь ногами в брючинах. – Ну, вот что Валентина Ивановна подумает?! Вчера так всё благообразно… Э-э-эх!»

Со злостью глянул на будильник. Будильник оказался невиноват, сделал всё, что мог.

Шишкин пулей полетел в школу. Во входных дверях столкнулся с ровесником. Поздоровались.

– Сергей… Сергей Александрович Ашурков. Учитель труда…

– Александр. Александр Сергеевич Шишкин. Русский и литература.

Синхронно-равнодушно обозрели друг друга.

Дипломатично улыбнулись банальному: один – Александр Сергеевич, другой – Сергей Александрович.

«Шишкин-Пушкин… Чем-то смахивает…» – подумал трудовик.

«Рожей лица не Есенин. Будем надеяться, и стишки не кропает…» – подумал словесник, вспомнив институтских графоманов. Спросил:

– Директор не собирала?

– Ещё не появлялась, – ответил Ашурков. – А завуч здесь.

– Как её?

– Хм… Вилена Аркадьевна. Кстати, про тебя спрашивала.

– Круто! – восхитился Шишкин, мысленно тут же автоматически наградив пока неизвестного ему завуча прозвищем Баррикадьевна. – А чего спрашивала?

– Да, вот, мол, вчерась приехамши, а ещё в глаза не видывала.

– Ну, пойду знакомиться, – вздохнул Шишкин.

– А я пойду чайку попью, – с улыбочкой сообщил Ашурков.

Вилена Аркадьевна-Баррикадьевна, мумия малых форм и древних лет, встретила молодого словесника максимально деловито. В ответ на лучезарное: «Доброе утро! Позвольте представиться…», сухо отрекомендовалась по имени-отчеству и занимаемой должности и тут же перешла к делу, объявив Александру, какова его учебная нагрузка в неделю. Оказалось, по максимуму: ежедневно, включая субботу, по шесть уроков во всех классах, с пятого по десятый.

Повторила уже слышанное Александром от директрисы: комплектность такова, что школа работает в одну смену, всех классов – по одному, короче, все – «А». Но ребятни в младших и средних, включая восьмой, с избытком – по тридцать-тридцать пять, а вот старшие, девятый и десятый, малокомплектны: двадцать пять человек в девятом да девятнадцать в выпускном.

– После восьмого немалое число подростков подаётся в профтехучилища и техникумы, в унисон с родителями полагая, что десятилетка без получения профессии – блажь, – осуждающе сказала завуч. – Беда только в том, что наши юноши и девушки, оказавшись в городе, вне родительского глаза, проникаются всей этой городской вольницей и нередко катятся по наклонной…

Завуч так посмотрела на Александра, будто это именно он один из создателей, организаторов и вдохновителей пагубной для сельской молодёжи атмосферы городских пороков и миазмов.

Особо Баррикадьевна подчеркнула, ещё больше засуровев взглядом, что и она, как завуч, и директор школы, по должности и как словесник по специализации, обязательно регулярно будут посещать уроки молодого учителя, а следовательно, заранее знакомиться с его план-конспектами на каждый урок.

«Круто…» – подумал Шишкин, уныло представив, сколько лишней писанины ему предстоит. План на урок, конечно, нужен, но расписывать классический, по всем требованиям методики преподавания, конспект… Это же, получается, тридцать шесть конспектов в неделю!

Баррикадьевна Шишкину не понравилась. Как не старался он общаться с нею с максимальной приятственностью и уважительностью, смотрела с плохо скрываемой, даже можно сказать, откровенной подозрительностью.

Откуда ж было знать молодому педагогу, что их первому общению предшествовал телефонный разговор завуча со знакомой из районо. Стоило Вилене Аркадьевне проведать, что к ним едет краснодипломник, выкормыш семейки довольно обеспеченной, но упёрто решивший работать в сельской школе, – самые недобрые предчувствия закопошились в её душе.

– Не «декабрист» ли какой? Они ж в студенчестве натворят бог весть чего, погрязнут в городском разврате, а потом в бега. Студенты, сама же знаешь по всей нашей российской истории, завсегда так. Только воду мутить горазды! – бубнила Аркадьевна в телефонную трубку.

– Да нет вроде, – неуверенно возразила районная чиновница. – Характеристика положительная, общественник, учился хорошо. Его даже на кафедре какой-то хотели оставить, а он отказался, дескать, «на земле» прежде поработать надо. Добровольно он к вам.

– Вот это и подозрительно! Карьерист! – безапелляционно вынесла вердикт завуч. – Наши из деревни бегут, а тут городской к нам ломится. Карьерист!

– Дорогая моя! Молодые нынче так карьеру не делают! – со знанием дела заявила чиновница. – Нынче они вовсе на школу забили. Куда угодно, только не в школу!

– А чего же этот?

– Знаешь… – помолчав, таинственно сказала знакомая. – Тут что-то индивидуальное, личное… Мне так кажется. Разговаривала я с одной своей приятельницей из облоно… Ну ты её знаешь, по телефону не буду. Она в комиссии по распределению заседает. Так, говорит, этот мальчик упёрся – и ни в какую! Дескать, только в село! Может, его краля в вашем селе…

Теперь задумалась Вилена Аркадьевна, просеивая в голове чмаровские девичьи резервы. Ответила категорично:

– Ерунда! Ничего стоящего! Танька у Валентины, но эту я с горшка знаю – не то! Вот разве что…

– Ну-ну?!

– Вы кого директорствовать на Кашуланскую восьмилетку поставили?

– Да ты што! – ахнула в трубку районная чиновница. – Назарова?! Не может быть!

– Очень даже может! – убеждённо заявила Аркадьевна. – В позапрошлом году институт закончила. А по какой специальности, а?

– Русский язык и литература… – прошептала потрясённо в телефонную мембрану собеседница. – Русский и… Да нет, Назарова замуж вышла. Насколько я знаю, ребёнка ждёт…

– Да-да! Умненькая, шустрая, смазливая… – торжествующе раздалось на другом конце провода. – А учились они вместе! Два года разницы – чушь, никакой роли не играет! Сейчас это вообще сплошь и рядом. Ребёнка ждёт! Ещё неизвестно, от кого!.. Аферист он! Диверсант! Сам смоется и в Кашулане школу обезглавит! Дивер-са-ант!

– Вот горазда же ты ярлыки клеить! И декабрист, и карьерист, а теперь ещё аферист и диверсант. А-а! Вот что я вспомнила! И как упустила! Подруга-то моя из облоно сказала же, что не выбирал он сам ни школу, ни село! Мол, куда пошлёте. А ты уж, Аркадьевна, и Назарову приплела! И про дитя накрутила страсти! «Диверсант», «школу обезглавит»! Откуда в тебе столько… подозрительности?!

– Это не подозрительность! – оскорблённо выпалила в трубку Вилена Аркадьевна. – Элементарная бдительность и предусмотрительность!