Язык огня - Гауте Хейволл Страница 26

— Никто не мог сравниться с твоим отцом, — сказал Том, и я понял, что это особый комплимент. Потом они рассказали, что он выделывал такое, на что никто другой не отваживался. Не осмеливался. Едва оттолкнувшись от края трамплина, он под опасным углом наклонялся вперед. Было жутко стоять внизу и смотреть, как кончики лыж, казалось, касались шапочки, и так он лежал, пока входил в поток ветра. Он вытягивался вперед, его подбрасывало, и он парил в воздухе дольше остальных. Он долетал до самого конца Шлоттебаккен и до самого конца Стюброкка, сказали они, и еще множество горок он пролетал до самого конца, и они скороговоркой перечислили их названия, но я их забыл. Казалось, им нужно было все это мне рассказать, им важно было сообщить, что папа был непревзойденным прыгуном с трамплина. Что никто не прыгал дальше него и что секрет заключался в редком сочетании смелости, отваги и безрассудства, и все это вместе взятое несло его дальше остальных.

А может, было что-то еще?

Что-то, о чем они не сказали? Думали, но не сказали. Что на самом деле этими прыжками папа переступал границу. Что запросто могла случиться неприятность. Ужасная неприятность. Что, в сущности, ему очень повезло, что он каждый раз приземлялся целым и невредимым. Что, в сущности, они тогда не понимали, что же было самым важным в этих прыжках. Что все стояли внизу, пока он в одиночку забирался по лестнице с лыжами через плечо, все выше и выше, вверх, в темноту, пока не оказывался на самом верху, где надевал лыжи. Что никто его толком не понимал, когда он бросался вперед, садился на корточки, а скорость все нарастала, и край трамплина приближался, и тут он отталкивался и сразу же ложился, и в лицо ему ударял ветер, шум и холод.

Уйдя из гостей, я сел в машину и отправился на запад к Хёнемирь. Я чувствовал, что вот-вот потеряю контроль, и все из-за разговора о папе. Будто я смотрел на все откуда-то со стороны. Это не я вел в темноте машину, а он, живший здесь когда-то, оставшийся здесь, когда я переехал, — тот, кем я, возможно, хотел быть, но так и не стал.

Я доехал до перекрестка, где дорога превращалась в три, свернул в направлении Браннсволла, проехал военный лагерь и закрытое стрельбище и продолжил путь к Скиннснесу. В пути я вспоминал лето 1998 года, когда ездил на папиной машине, останавливался и пытался что-то писать. Теперь все это казалось давним прошлым, которое неожиданно приблизилось, пока я ехал и наблюдал этот пейзаж.

Проехав дом Слёгедалей, я неожиданно для себя резко затормозил и свернул к пожарной части. Заглушил двигатель и вышел. Было холодно, я был слишком легко одет. Я постоял там немного, глядя на темное здание. Перед воротами гравий пророс травой, наверно, пожарная машина уже очень давно не выезжала. Пожаров почти не случалось. Я попытался заглянуть сквозь шатающееся стекло в двери, но не получилось, к тому же внутри, где стояла пожарная машина, была кромешная темнота. Вместо того чтобы сесть в машину и отправиться домой, я зашагал к дому Слёгедалей. Никогда раньше я тут не ходил, и оказалось, идти дольше, чем я думал. Я шел впотьмах. Было холодно. Раздавался только звук моих шагов. И тут я начал напевать. Мелодия была без начала и конца, она просто возникла мгновенно, а потом исчезла. Но я прошел уже достаточно, чтобы различить дом Слёгедалей, большой и серый, в темноте передо мной. Постепенно я заметил очертания нового сеновала на месте старого. Я решил дойти до самого дома и, как только я это решил, увидел фары приближавшейся с севера машины. Не знаю толком, что случилось, но в тот момент меня охватила паника. Слишком поздно, чтобы пойти обратно, но и до дома еще далеко. Автомобиль доехал бы до поворота раньше, чем я успел бы завернуть за угол дома и оказаться в безопасности. И я побежал. Бежал изо всех сил к дому Слёгедалей, а лучи света фар становились все ярче и уже освещали небо, и мне вспомнилось огненное море в то лето, тридцать лет назад, о котором рассказывало так много людей. Как раз в тот момент, когда я собирался свернуть с дороги, фары оказались прямо передо мной. Меня вдруг застали врасплох, и я остановился неподалеку от дома, лицом к приближавшейся машине. Фары осветили меня, я стоял и беспомощно глядел прямо на них, не видя ничего, машина снизила скорость, приближаясь, мне даже показалось, она остановится, и я стал думать, что бы мне сказать. Но она не остановилась, медленно проехала мимо, и я остался стоять в темноте, пока машина не сделала круг, спускаясь к пожарной части, и не исчезла.

12

Было начало восьмого, когда он выехал в Килен, заправился на бензоколонке «Шелл», купил сигарет, немного сладостей и последний выпуск комикса о Дональде Даке, потом проехал мимо дома поселковой администрации и стал подниматься по дороге в Эвланн. Вечер был теплый, к тому же пятница, у него выходной и никаких планов, а на работу в Хьевик надо только в понедельник в шесть.

Он разогнался, увидел каких-то девчонок на велосипедах, помахал им и заметил, что они засмеялись в ответ. Вот и все. Добравшись до вершины склона, он включил радио. В этот вечер тоже шел репортаж из Аргентины. Оттого и было так пусто и тихо: все сидели по домам, смотрели телевизор. Матч начался в семь, Италия — Франция на «Мар-дель-Плата».

Стадион превратился в кипящий ведьмин котел. Он свернул на обочину. Сидел и слушал радио, поедая сладости и листая комикс. Минут через двадцать матч начал ему надоедать, никаких голов, никаких шансов, ничего. Только постоянный гул стадиона. От него закружилась голова. В конце концов он вышел из машины, закурил и стоял, прислонившись к кузову, глядя на лес, на прямые стволы, освещенные теплым солнцем, на неподвижные ветки.

Когда он тронулся дальше, было самое начало девятого, в матче был перерыв при счете 0:0. Он переехал через Хёнемирь, доехал до перекрестка, где дорога превращалась в три, свернул к Браннсволлу, немного запачкал грязью автомобиль, в зеркало заметил, как брызнула щебенка из-под колес. Увеличил громкость радио. Потом снова уменьшил. Выключил его совсем. Остановился у старого стрельбища, зажег еще одну сигарету, но затушил после пары затяжек, крепко втоптал окурок в землю, пока тот совсем не перестал дымиться. Долго стоял и слушал. Тягучая усталость растеклась ядом по рукам. Тут он обнаружил винтовку на заднем сиденье. Положил ее на крышу автомобиля, долго целился, потом спустил курок. До дорожного знака с изображением черного лося было не меньше ста метров. Поэтому он сел за руль и подъехал поближе. Внутри треугольника появилась темная вмятина, ровно посреди черного животного. Идеальный выстрел в десятку.

Он медленно покатил вниз по длинным холмам мимо Дьюпесланна, и здесь тоже никого не было видно. Будто все разом покинули поселок и никого, кроме него, не осталось. Он проехал дом Слёгедалей, пустой и тихий, и завернул к пожарной части. Там он постоял несколько минут, не заглушая двигателя. Начинало темнеть. Небо было еще светлым на западе, но лес превратился в однородную темную массу переплетающихся тенями деревьев. Наконец, он заглушил двигатель, поискал что-то в бардачке, достал ключ от пожарной части и отпер дверь. В полумраке пахло маслом, дизелем и старыми пожарами. Пахло так всегда, сколько он себя помнил. В любой момент он мог закрыть глаза и почувствовать этот запах. Пожарная машина поблескивала в свете уличного фонаря, темно-красная, почти черная. Он провел рукой по машине. Металл был холодным и гладким, кончики пальцев скользили, не встречая сопротивления. Потом он открыл заднюю дверь машины. Для этого понадобилось приложить силы. В багажнике было всего три канистры, и он по очереди приподнял каждую. Канистра слева была наполовину полная, не слишком тяжелая, в самый раз. Он беззвучно поднял ее и отнес в автомобиль. Там поставил на заднее сидение, забросав сверху одеждой. Потом запер дверь пожарной станции, сел в автомобиль и проехал несколько оставшихся до дома метров.